Химера

– Как ты докажешь то, что ты его потомок? – спросил Ннамди.

– Когда Адетоканбо отправлялся в Африку, у него на груди был золотой диск, – ответил Фергюс. – Это наш родовой тотем, который передавался от отца к сыну на протяжении многих поколений. Адетоканбо не мог снять его. Это было табу. С этим диском его должны были похоронить. Ты можешь проверить это, когда мы найдем прах Адетоканбо.

Эти слова почти убедили Ннамди. Тотемы были священны для пигмеев. По их повериям, тотем позволял его владельцу не только превращаться в любое животное, но и делаться невидимым. С его помощью можно было отправить вторую половину своей души, воплощенную в тотеме, с поручением отомстить врагу. И совершать множество других фантастических деяний. Никто из туземцев не рискнул бы лгать, говоря о тотеме. Пигмеи верили в неотвратимость кары, которая незамедлительно последует вслед за этим.

Фергюс шел на большой риск, говоря о своем родстве с Адетоканбо, которого местные племена почитали как божество. Но у него не было другого выхода. Так ему казалось.

– Так ты проводишь меня, Ннамди? – спросил эльф, не сводя глаз с крошечного личика пигмея. Он был уже уверен, что Ннамди знает, в каком из баобабов покоится прах Адетоканбо, и пытался проникнуть в его мозг, чтобы извлечь из него эти сведения. Но в голове пигмея царил хаос, мысли появлялись и исчезали, словно стая встревоженных птиц-носорогов.

– Я покажу тебе баобаб, в котором покоится прах Адетоканбо, но только издали, – неохотно ответил Ннамди. – Того, кто приблизится к нему, ожидает смерть. Это табу, которое завещали моему народу предки.

– Это табу не распространяется на потомков Адетоканбо, – ответил Фергюс. Ему с трудом удавалось сдерживать радость. – И, кроме того, у меня есть тотем, который защищает меня от любых проклятий. Я не могу показать его тебе. Ты можешь ослепнуть. Но если хочешь…

При этих словах Фергюс поднял руку, словно желая достать амулет, висевший у него на шее под рубашкой. Это был обыкновенный медальон с изображением Арлайн, который он никогда не снимал. Но пигмей не мог этого знать.

– Нет! – почти закричал Ннамди и даже прикрыл глаза рукой. – Я верю тебе, чужеземец! Только не ослепляй меня! Умоляю тебя!

– Хорошо, Ннамди, – кивнул Фергюс. – Но мы должны выйти немедленно. Как далеко нам идти?

– Полдня пути, – ответил пигмей. – Если мальчик пойдет с нами. Но лучше оставить его с Апудо. Тогда мы дойдем быстрее.

– Мой внук пойдет со мной, – отверг это предложение Фергюс. – Он тоже потомок Адетоканбо.

– А Абрафо и Абангу? – спросил пигмей. И глаза его злобно блеснули.

Фергюс заметил это. Но отнес ненависть, которую Ннамди не смог скрыть, на счет семейной вражды.

– Они пойдут с нами, но к баобабу я подойду один, – сказал он. – Уверен, они боятся табу не меньше, чем ты.

– Только потомку Адетоканбо не ведом страх, – ответил пигмей. Он повернулся к Апудо и с упреком сказал ей. – Вот видишь, какую цену я должен заплатить, чтобы ты стала моей женой. Неужели нам без этого плохо жилось?

Апудо виновато опустила глаза. Но осталась непреклонной.

– Кто захочет танцевать под музыку львиного рычания? – спросила она. – Я люблю тебя, Ннамди, но я устала быть отверженной. Разве мы живем с тобой? Мы выживаем, как древесные даманы, которые всегда держатся поодиночке. Даже люди – и те счастливее нас. Чужеземец поможет нам изменить нашу жизнь.

– Ты уверена в этом?

– Да, – твердо ответила Апудо.

И Ннамди сдался, буркнув себе под нос:

– Правы были наши предки, когда говорили, что пыль одолевает метлу, а женщина – мужчину.

Он сделал знак Фергюсу и направился в сторону зарослей, из которых появился до этого. Фергюс окликнул Альфа, и они пошли следом. Абрафо поднялся с травы и направился за ними. Последней шла Абангу. Она помахала рукой сестре. Та махнула ей в ответ и окликнула Ннамди, который уже почти скрылся в зарослях.

– Ннамди, солнце мое! Я приготовлю на ужин твои любимые молодые побеги баобаба. Возвращайся скорее! Я уже скучаю!

Ннамди сверкнул глазами, но ничего не ответил. Абрафо презрительно фыркнул. А Фергюс почувствовал легкие угрызения совести. Он одним прикосновением мог разрушить этот мир, который был непрочен, но все-таки существовал и приносил тем, кто в нем жил, радость. То счастье, которое он обещал Апудо и Ннамди, казалось эфемерно и зыбко, как болотистая почва. А опасность, которая им грозила из-за него, Фергюса, была реальной и осязаемой. И разве синица в руках не лучше журавля в небе? Он сам столько настрадался, пока не понял эту простую истину…

Но его собственный мир был сейчас под угрозой. Эта мысль вернула эльфу утраченную на мгновение решимость. И он прибавил шаг, чтобы не отстать от пигмея, который юркой светло-коричневой ящерицей скользил между ветвей.

Альфа очень заинтересовали последние слова Апудо. Он подождал, пока с ним поравняется Абрафо, и спросил:

– А что, баобабы действительно едят?

– Эти абатва способны питаться даже падалью, не то, что деревьями, – презрительно ответил тот.