Хищники

– У Роговых, в Зеленограде, – ответила Дагурова. И по тому, как у Раймонда загорелись глаза, она поняла, как он хочет что-нибудь услышать о Наташе, а поэтому добавила:

– А Наташа приедет на БАМ. Обязательно.

Раймонд, как истинный прибалт, поблагодарил за сообщение сдержанно, но от Дагуровой не укрылось, что оно его приятно взволновало…

За то время, когда следователь находилась в Москве, было уже готово заключение судебно-психиатрической экспертизы о состоянии Флейты-Пясецкого. В нем подтверждалось, что исследуемый страдает глубоким психическим расстройством на почве перенесенного инсульта, осложненного хроническим алкоголизмом. Вывод: больной не отдавал отчета своим действиям, не осознавал их и нуждается в стационарном лечении.

Вопрос о том, откуда у Пясецкого оказались две соболиные шкурки, – одна добытая совсем недавно, другая зимнего отстрела, – повис в воздухе. Допрос Пясецкого из-за психического состояния был бесполезен.

Дагурова и Резвых решили заняться рюкзаком, снятым с Гая при его задержании. В первый раз осмотр производился в спешке.

Ольга Арчиловна все размышляла, откуда у Гая столько соболиных шкурок. Нил признал в одном из соболей своего любимца Ручного. Значит, и остальные могли быть добыты в пределах заповедника. Тогда ее догадка о том, что в

Кедровом орудовали браконьеры при участии Авдонина и

Гая, правильна. Но установить, где добыли соболя, действительно ли они Кедровского кряжа, могли только специалисты.

Рассматривая еще раз, теперь уже внимательнее, переливающиеся серебристой подпушью меха, Резвых вдруг удивленно произнес:

– Кто это так неаккуратно бил зверя? – Он показал следователю дырочку в шкурке, особенно хорошо видную со стороны мездры.

– А что? – не поняла Дагурова.

– Хороший промысловик берет соболя капканом, а уж если бьет, то в глаз! Это же брак!… Видно, браконьер неопытный.

Таких шкурок с дырками было несколько штук.

– Погодите, погодите! – взяла в руки рюкзак Ольга

Арчиловна. – Я, кажется, догадываюсь, в чем дело…

Смотрите!

На рюкзаке имелись два небольших отверстия: одно с той стороны, где пришиты лямки, другое – возле металлической застежки.

– Понятно, – кивнул участковый. – Это пулевые отверстия… Значит, шкурки были прострелены, когда уже находились в рюкзаке.

– Может, Нил стрелял в Гая во время преследования? –

высказала предположение Дагурова. – Надо у него непременно узнать.

Резвых обшарил карманы рюкзака. Они были пустые.

Когда он перевернул рюкзак и стал вытряхивать его, на стол упал маленький, сплющенный кусочек свинца.

– Интересно! – воскликнула следователь, беря осторожно в руки пулю. – Как она очутилась в рюкзаке?

Арсений Николаевич стал вертеть в руках рюкзак.

– По-моему, – сказал он рассудительно, – пуля вошла здесь. – Резвых показал на отверстие со стороны лямок. –

Пробила шкурки и ударилась о застежку… – Так?

– Наверное, – согласилась с ним Дагурова.

– Вот она и осталась в рюкзаке. – Участковый взялся за лямки. – Но заметьте, Ольга Арчиловна, стреляли в рюкзак не тогда, когда он был у человека за спиной… Понимаете, входное отверстие – со стороны спины.

– Ясно, – кивнула Дагурова. – Может быть, рюкзак несли в руке… Или он висел на одном плече…

– А помните, Осетров на первых допросах утверждал, что, когда он увидел в распадке Авдонина, у того был мешок?

– Конечно! – взволнованно откликнулась следователь.

– Вы хотите сказать, что эта пуля Осетрова? Ну, та, которую он выстрелил в Авдонина…

– Все может быть, – кивнул Резвых. – Экспертиза точно скажет.

Ольга Арчиловна вынесла два постановления. Одно – о направлении на исследование соболиных шкурок, чтобы определить, где они добыты. Второе – об исследовании пули из рюкзака.

Дело было очень срочное, и Ольга Арчиловна потратила достаточно времени, чтобы послать вещественные доказательства в область с нарочным. Дополнительно она позвонила в лабораторию судебных экспертиз и попросила сообщить результаты исследования пули немедленно.

Поздно вечером, едва держась на ногах после двух бессонных тревожных ночей, Дагурова поехала в Турунгайш. Но отдохнуть сразу не удалось. В «академгородке»

ее ожидала высокая статная женщина в темном платье и темной шали, словно в трауре. С ней был молодой человек, в котором следователь сразу узнала сына Пясецкого. Он представил Ольге Арчиловне свою мать.

– Скажите, умоляю вас, где Геннадий Вавилович? – без всякого предисловия заговорила жена Пясецкого, Сусанна

Аркадьевна. – Тут никто ничего не знает о нем. Мы с сыном добирались сюда из Москвы целые сутки. Не спали…

Действительно, у нее были красные, набрякшие веки.

– Он в больнице, – ответила Дагурова.

– В какой? Мы должны срочно забрать его, – настойчиво продолжала Пясецкая.

– Но на дворе ночь, – растерялась от такого напора

Ольга Арчиловна.

– Да, ночь, – повторила Сусанна Аркадьевна. – Может, достанем машину? Я заплачу. Сколько угодно…

– Ваш муж очень болен, – сказала Ольга Арчиловна.

– Вы только разрешите перевезти его в Москву, –

вступил в разговор сын. – Поверьте, будут лучшие врачи!

Папу помнят. Он достаточно сделал для искусства…

– Я понимаю ваши чувства, – как можно мягче сказала