Такое огромное количество честности и искренности в одном человеке — и, если уж совсем начистоту, в мужчине с железным прессом — всякий раз повергало Сабину в прах, без малейшей возможности из него восстать.
Ей это показалось почти абсурдным, но она вдруг заметила, что хотела бы увидеть его в деле в это утро, а еще больше — вечером, и, пожалуй, у него на диване, рядышком с ней. Она не ответила на вопрос, затормозив у бровки, когда Мусти, ехавший впереди, остановился возле желтых домиков, стоящих рядком.
Нардо сделал ей знак повернуть налево.
— Ну вот. Пусть теперь займется стряпней. А минут через десять я предупрежу Катерину и велю ей выйти. А тем временем угощу тебя кофе в компенсацию за признание в плутовстве. Тут за углом есть бар.
— Ну, уж это как минимум…
Сидя перед дымящейся чашкой кофе с пирожными «Поцелуй дамы», Сабина дала Нардо время встретиться с Катериной и проинструктировать ее. Его бывший школьный приятель, высокий и представительный, согласился сыграть роль жениха Катерины утром в воскресенье. Они должны были выйти вместе и поехать на его машине в большой торговый центр «Рома Норд», минутах в десяти отсюда. Когда Нардо положил свой мобильник на столик, что делал очень редко, она попыталась прозондировать один из тех уголков его души, где очень охотно поселилась бы на неопределенное время, но которые он держал запертыми на ключ.
— Нардо, могу я задать тебе один очень личный вопрос?
— Хоть два, моя прекрасная дама.
— Когда ты почувствовал свое призвание?
Он взглянул на нее очень пристально и серьезно. Потом немного смягчился:
— Ты имеешь в виду желание делать ту работу, которую ты хотела бы делать, но не можешь?
— Можно и так сказать. Желание делать добро, защищать слабых, даже рискуя собой, и сильно рискуя…
— Когда заметил, что я — один из немногих, кто понимает, как работают определенные вещи, если ты согласна простить мне эту нескромность…
— Но ведь был же момент, когда это произошло? Мне это интересно, исключительно из желания окончательно подсоединиться к тебе или хотя бы попытаться.
Нардо медленно вздохнул. У Сабины возникло впечатление, что он прекрасно понял, что она имела в виду совсем другое, но вопрос был хорошо аргументирован, и между ними уже установилась определенная близость, они оба оказались в зоне затишья перед бурей. А потому уйти от ответа было бы неуместно для такого благородного человека, как он.
Нардо решил остаться в игре и начал прямиком с самой сути вопроса:
— Как ты уже знаешь, я тоже пережил весь кошмар преследований, хотя тогда они еще так не назывались и статьи шестьсот двенадцать бис еще не существовало. Точнее сказать, заставил себя пережить, но уверяю тебя, меня это тоже глубоко ранило. Мы оба были молоды. Барбару я знал со времен лицея, она восемь лет была моей невестой и три года — женой. И вот настал момент, когда Барбара волне законно устала от нашего союза. Я тоже устал, стал заглядываться на других женщин, но ей не изменял. Но когда она оттолкнула меня, мы больше не виделись. Я плакал, кричал, собирался совершить непоправимое. Я начал следить за ней, конечно, чтобы дать ей понять, что я существую, уверенный, что этого будет достаточно. А потом, увидев, что она не возвращается, и поняв, что у нее кто-то появился, я стал навязывать свое присутствие. На самом деле я уже знал, что у нее есть другой, но однажды, застав их на месте преступления, обезумел от ярости и поколотил обоих. Она оказалась сильной и пристально наблюдала за мной несколько недель. Стеной на меня не пошла, но дала решительный и окончательный отпор. И я понемногу начал поднимать голову. У нас еще было несколько стычек и словесных, и физических, а потом источник этого пламени начал постепенно затухать, и «канал» стал закрываться. Ты знаешь, как это происходит.
— Для меня очень ценно, что ты все это мне рассказываешь. Я даже не ожидала.
— Но действительно хочешь понять или нет?
— Ничего другого я и не прошу.
— Я снова начал жить, начал веселиться, но мысль постоянно бежала к «моей» Барбаре, и я был совершенно искренне убежден, что такого чувства, как я испытывал к ней, в мире не существовало, а главное — я никогда уже не полюблю никакую другую женщину.
— И несмотря на все это, ты уже знал тогда песню Де Андре…
— Именно так. Я знал ее наизусть, но понять не мог. Я был абсолютно уверен, что между нами чувство особенное, редкое и что она это рано или поздно поймет. Иначе и быть не могло. Я, как мог, продолжал за ней следить. Тогда ведь еще не было соцсетей. Я просил, я требовал. Каждый раз, когда в доме раздавался телефонный звонок или звонили в домофон, я был уверен, что это она, — и всегда ошибался. И раз от разу мне становилось все хуже. Я не подавал виду, я научился себя контролировать, но был как одержимый в буквальном смысле этого слова. Я обдумывал каждую новость из тележурнала и пытался представить себе, как бы она ее прокомментировала, мысленно отмечал,