Хищный зверь

— Выкладывай! А то умру от любопытства…

— Это дети. Он не может иметь детей из-за необратимой врожденной патологии.

— А-а… и следовательно?

— Он прочел мне целую лекцию, увлекательную, но трудную для пересказа. Из нее следует, что с того момента, как одноклеточные организмы миллиарды лет тому назад начали делиться, каждое живое существо биологически запрограммировано на размножение.

— Ага, это верно. С биологической точки зрения мы все живем ради того, чтобы продолжить наш род. Ну а как же те, кому на это наплевать? Я, например, никогда не буду иметь детей, но я вовсе не чувствую себя ниже тебя, хотя ты их сможешь нарожать целую кучу. Ну разве что не с этим Нардо, который все знает…

Сабина снова рассмеялась. Ее забавляла манера подруги говорить все как есть, не приукрашивая.

— Я сильно сомневаюсь, что нарожаю, если буду продолжать в том же духе, но это уже другой вопрос. Здесь речь не о том, кто лучше, кто хуже. Я ведь привлекала его тем же исключением из правил, но он, со свойственной ему вежливостью, заставил меня замолчать, приведя одну метафору, которая меня больно ранила.

— Какую?

— «Розовый кустик»[21].

— О мадонна… Твой Нардо меня тревожит. Не обижаешься, что я тебе это сказала?

— Нет… он и меня порой тревожит. Хотя идея ясна: каждый думает о себе, и это справедливо. Мы ведь представители миллиардов и миллиардов голых обезьян, а стало быть, на законном основании заботимся о том, чтобы улучшить свою жизнь и пользоваться тем благосостоянием, в котором существуем. И невелика беда, что у кого-то из нас нет детей по объективным причинам или вследствие нашего решения.

— Он так думает? Слушай, в общем и целом это не лишено здравого смысла.

— Да, но…

— Я так и знала, что тут возникнет «но»…

— То-то и оно. Что бы ты подумала о розовом кусте, который не дает бутонов и не расцветает?

У Кармен на этот раз не нашлось в запасе хлесткого словечка, и она задумалась, задержав дыхание.

А Сабина продолжила:

— Он считает, что тот, у кого нет детей, похож на «Розовый кустик».

— Что-то мне не хочется, чтобы меня считали розой без цветов. Грустная роза получается… Не по мне.

— Вижу, что он и тебя сильно зацепил, подруга. Но это еще не все…

— Этого я и боялась. Хочешь окончательно испортить вечер? Валяй!

— Розовые кусты, которые не дают цветов, действительно существуют. Это природное явление, такое же, как бесплодие у животных или людей. Но куст, высаженный в землю, не выбирает, цвести ему или нет. И вот тут вступают в силу перекосы нашего сознания.

— Ты понимаешь, что сейчас задела очень болезненную точку?

— Она так же болезненна для тебя, как и для меня. Дай мне закончить. Это важно для того, о чем я хочу спросить тебя дальше.

— Ладно, давай, говори…

— С «космической» точки зрения живое существо, сознательно не желающее воспроизвести себе подобного, есть отклонение. Нонсенс, сбой, назови как хочешь. Так считает Нардо, и его, кстати, поддерживают в этом многие ученые, исследующие материю.

— Метафора точна, и она таки испортила мне вечер. Но убедила не до конца. Вселенная меня не интересует, я должна заботиться о Кармен. А Кармен предпочитает женщин, значит, у нее не будет детей, нравится это вселенной или нет.

— Вполне законное утверждение. Если помнишь, оно и было предпосылкой.

— Помню. Но какого лешего Нардо надо от меня?

— Да никакого, как и от меня тоже. Но он подчеркивает, что психически нормальный человек, который решает или соглашается не иметь детей, хотя и ни за что не признает этого прилюдно, рано или поздно поймет, что совершил ошибку, живя, как роза, не дающая цветов. И он начнет убеждать себя, что это не так, и будет стараться убедить в этом других… Но внутри у него поселится чувство лишения, прародительское чувство ошибки «космического» масштаба, тесно связанное с тем мотивом, что привел нас в этот мир.

— Ну, знаешь, мне кажется, ты развела прямо какой-то апокалипсис. Лично я не стану казнить себя за то, что у меня нет детей.

— Как ты можешь знать наперед?

— Я это чувствую.

— Отвращение, которое отразилось у тебя на лице, как только мы коснулись этой темы, есть доказательство твоей неправоты. Это превосходит наши возможности, Кармен, и мне против воли пришлось принять это как факт.

— Я хочу иметь возможность выбора в жизни. И хочу иметь ту же возможность и в смерти. Естественно, мой выбор никому не должен доставить неприятностей. Дети, аборты — это мое право, нравится это твоему гуру или нет.

— А кто в этом сомневается? Когда я ему, почти слово в слово, высказала те же возражения, он уложил меня на обе лопатки очередной метафорой.

— О господи… Ну, давай, я готова…

— Есть ведь и такие, кто убивает себя, правда? Деяние, в высшей степени противоречащее инстинкту самосохранения… Но все согласны с тем, что такие вещи делаются в момент утраты внутреннего равновесия, тогда как в нормальном состоянии наши инстинкты направлены как раз в противоположную сторону, на сохранение жизни. Следовательно, идти наперекор инстинктам возможно, но здесь мы говорим не столько о возможности самого деяния, сколько о цене такого выбора.

— Хорошо, но где метафора?