На корабле, отплывшем из Кесарии, Пилат решил переодеть тунику. Он взял сменную одежду из аккуратно уложенной стопки, а под ней белоснежная материя как будто полоснула по глазам. То был Его хитон. Пилат не сомневался, что держит в руках именно его, но все же развернул. На палубу упала записка: «Тебе он нужнее, меня защитит Тот, что царствует над миром. Люблю тебя и жду!»
Единственный раз в жизни Прокла ослушалась мужа.
На острове страха
Тиберий поселился на Капри в том же 26 г., когда Понтий Пилат получил должность прокуратора Иудеи. Некоторые утверждали, что он укрылся на острове, так как стеснялся своей внешности; полысевшей головы, лица, покрывшегося прыщами. Отнюдь… Его изгнал из Рима собственный страх.
Он искал более спокойного и безопасного места – сначала в Италии. Но кошмары преследовали Тиберия не только во сне, но и наяву. Однажды император обедал на вилле под названием «Грот» близ Таррацины. Внезапно потолок начал раскалываться, на головы пирующих посыпался град камней. Много сотрапезников и слуг погибло. Тиберия закрыл своим телом Элий Сеян. В благодарность Тиберий передал этому человеку все свои дела, фактически управление империей. В дальнейшем огромное государство совершенно не волновало принцепса; ему было безразлично, что Испания и Сирия несколько лет оставались без наместников, что Армению захватили парфяне, а Мезию – дакийцы, что Галлию опустошают германцы. С тех пор император ничего не строил, от этого периода правления в истории остался лишь его кровавый след.
Тиберий нашел для себя безопасное место, как ему казалось. Остров Капри был доступен для высадки лишь в одном месте, с остальных сторон его окружали высокие отвесные скалы, препятствием являлась и глубина моря на подступах к ним. Он с удовольствием наблюдал, как волны со страшной силой разбиваются о скалы, превращаясь в белую пену.
Через несколько дней по приезде на Капри Тиберий испытал страшное разочарование. На острове неожиданно перед одиноко стоящим принцепсом появился рыбак и подарил ему огромную краснобородку. Рыба эта редко достигала большой величины, и потому римские гурманы платили за подобные экземпляры баснословные деньги. Краснобородку подавали на стол в морской воде, в живом виде. Погибая, они переливались пурпурным цветом, радуя глаз необычным зрелищем.
Рыбак, желая сделать приятное императору, подарил самое ценное, что у него было. Тиберий, в свою очередь, пришел в ужас, что к нему запросто приблизился человек, прошедший через непроходимые скалы. Он подозвал стражу и приказал хлестать дарителя по лицу краснобородкой. Рыбак принялся охать, стонать и что-то бормотать.
– Что он сказал? – спросил Тиберий лупцевавшего стражника.
– Глупец благодарит судьбу, что не поднес еще и омара, который гораздо большей величины, но остался в лодке.
– Пойдите с рыбаком, найдите омара и исполосуйте им лицо этому наглецу. Заодно проследите его путь, – распорядился Тиберий. – И если еще один человек появится предо мной подобным образом, вы будете завидовать глупому рыбаку.
Находясь на острове, Тиберий продолжил уничтожать своих родственников. Оставались в живых супруга и дети умершего при странных обстоятельствах Германика – племянника Тиберия. Принцепс не стал убивать женщину сразу – у него вошло в привычку мучить жертву перед смертью.
Вдову любимца римлян он сослал на остров Пандатерию. Когда же гордая Агриппина начала возмущаться своим незаслуженным наказанием, центурион ударом выбил ей глаз.
В 30 г. по приказу Тиберия убили старшего сына Агриппины и Германика – Нерона. В 33 г. Агриппина узнает об умерщвлении второго сына – Друза; его уморили голодом: последние девять дней несчастный поддерживал себя тем, что поедал набивку своего тюфяка.
Обезумевшая от горя женщина хотела расстаться с жизнью, так же, как и ее сын – Друз, но Тиберий приказал насильно раскрывать ей рот и вкладывать пищу. Все же она оказалась сильнее мучителей и умерла так, как хотела.
Родственные чувства начисто отсутствовали в этом человеке. Даже смерть собственного сына не вызвала у Тиберия привычной для людей скорби. По словам Светония, он «чуть ли не сразу после похорон вернулся к обычным делам, запретив продолжительный траур». Посланники Илиона (города, основанного на месте легендарной Трои) принесли свои соболезнования в числе последних. Тиберий лишь пошутил в ответ: «он в свой черед им сочувствует: ведь они лишились лучшего своего согражданина Гектора».
Принцепс тяготился и обществом матери, ему казалось, что Ливия претендует на равную с ним власть. Отчасти это соответствовало действительности, властолюбивая женщина не могла оставаться не у дел. Мечта ее, стоившая жизни многих невольно оказавшихся на пути, исполнилась, но счастья не принесла.