Хитрец. Игра на Короля

Кадван кивнул и потянулся за оставшимся круассаном, опередив руку Чьерцема. Чародей злобно воззрился на парня, но Джасин легонько подтолкнула его локотком. Васбегард выразительно закатил глаза, однако юнца простил: чего не сделаешь ради любимой.

– Город Души – портовый? – Кадван аккуратно откусил от круассана, но несносная джемовая начинка все равно выстрелила ему на колени. Чьерцем, с присущей ему деловитостью зажигавший в тот момент сигару, окинул парня победным взглядом.

Джасин и я беспокойно переглянулись: у Берма отсутствуют даже простейшие представления о географии! Мы отрицательно покачали головами, и Кадван вздохнул:

– Жаль. А мне так хочется увидеть океан!

Я, Чьерцем и его возлюбленная были немногими, кто знал об особенностях отношений Цесс с государством Сотери. А именно о том, что властная держава оказала своему крошечному союзнику финансовую и огневую поддержку в захватнической войне с Книветом. Простые солдаты об этом и не ведали, именно поэтому Кадван с таким желанием ехал в Город Души. Перед отправлением мы решили сохранить цесситский грех в секрете, ведь, узнай Берм правду, он сошел бы с поезда на ближайшей остановке.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, Кадван, – вздохнула я. – Океан страшен. И страшнее всего в темноте: тогда он особенно черен.

Граничное море омывает острова Тари Ашш только со стороны Первого Континента; с других нас окружает необъятный, величественный Сибрентис – Небесный океан, Дю Сьель, как называют его одельтерцы. Как любой Ядовитый человек, я была связана с ним, любила его нежной любовью и боялась, когда он топил судна знаменитого флота Тари Ашш. И сейчас мне не хватало шума волн, звуков приморского города, ветреного и дождливого климата Ядовитых островов.

– Ты так часто наблюдала за океаном? – мечтательно спросил Берм.

– Я родилась в городке близ моря.

– Не в Ашш-Сетесс? – Кадван уже успел выучить диковинное название столицы Ядовитых островов.

– Нет… В Штайре. Мои родители тогда гостили у своих друзей.

В детстве я часто слушала рассказы о дне своего рождения. В ту субботу мама много плавала, братья играли на берегу, отец благоговейно читал газету. Июль был в самом разгаре, и отдыхающие заняли все «пляжные корзинки» на побережье. Мое время настало слишком рано, на месяц раньше положенного срока. Я все привыкла делать быстро – даже на свет появилась уже к заходу солнца, полыхавшему в тот день красно-оранжевым. Отсюда и имя Келаайи, созвучное на сетшенай-тайхаш с «закатной саламандрой», – хотя мама всегда настаивала, что именно море призвало меня.

Еще десять лет подряд мы с родителями часто приезжали в Штайр, останавливались у той же семьи и сидели на берегу. Подолгу, до заката.

– Воистину Ядовитые люди бесстрашны, – заметил Чьерцем, по особому случаю даже отвлекшийся от завтрака. – Даром что уродливы и совершенно не умеют одеваться.

– Неужели? – вступилась за родную кровь я.

– Определенно! – с чувством воскликнул месье Васбегард, и Джасин подавила язвительный смешок. – Но самых красивых людей ты увидишь в Цесс. Это вам не Собердан, край угрюмых мужчин и безобразно одетых женщин! Здесь правят бал уверенность и лицемерие, прикрытые дорогими тканями и овеянные яркими запахами духов и сигар.

Я знала, что по красоте костюмов цесситы могли соперничать только с фарогнейцами. Но если последние предпочитали однотонные наряды да пару украшений, то имперцы в модных стремлениях порой не знали меры.

– Как и во всяком высшем обществе, – заметила я.

– Может быть. Но здесь особенно, и скоро мы в этом убедимся: ты – в первый раз, а я – в тысячный, – ухмыльнулся одельтерский маг.

В вагон-ресторан начинали уже понемногу стекаться люди; они смеялись, громко разговаривали, шумели – словом, производили тот светский гул, за которым мы, направляющиеся в Цесс по душу Дезире Дуакрона, могли запрятать свои разговоры – сокровенные и не очень. Разговоры, до которых другим посетителям передвижной траттории, строго говоря, не было никакого дела.

Через четверть часа новая волна пассажиров принесла с собой и месье Алентанса. Фойерен уселся за оккупированный нашей компанией столик, подменив собою Чьерцема и Джасин, которые ушли, чтобы размять ноги и полюбоваться проносящимися за стеклом пейзажами.

Так, Хитрец сел напротив меня и Кадвана и оказался лицом к посетителям вагона. Он никак не ожидал, что они извлекут из этого пользу. Однако некая девица двадцати с лишним лет, заприметив Фойерена, сумела несколько раз столкнуться с ним взглядом, – и всякий раз она опускала глаза и выразительно краснела. Слишком часто для того, чтобы дама вспыхнула румянцем или, наоборот, сделалась чрезвычайно бледной, месье нужны лишь опрятный пиджак, умное лицо да отсутствие на пальце обручального кольца.

Смекнув, чего от него хотят, Хитрец состроил недовольную гримасу. Несчастная мадемуазель тут же окрестила себя навеки отвергнутой и покинула уютный вагон. Как говорили другие пассажиры, остаток пути она провела, сославшись на головные боли, в купе.