Хитрец. Игра на Короля

Дослушав рассказ, Форентан изнуренно закрыл глаза, ведь ничего более он сделать был не в состоянии. Единственная мысль беспутствовала в разуме Двоеликого, она обвила его рассудок, будто змея, в несколько тугих колец.

«Зачем мне жить?»

– Не вздумай, – прогремел над ним голос чародея-отступника. – Я не мог спасти всех, но я спас хотя бы одного. И сейчас у меня нет ровным счетом ничего – точно так же, как у тебя. Мне тоже некуда возвращаться. Знаешь, что я тебе скажу? Кое-что у тебя все же осталось – жизнь.

Жизнь растекалась по венам Двоеликого вместе с теплой кровью, жизнь поддерживала процессы в его мозгу; жизнь заживляла порезы, ссадины и переломы. Жизнь доставляла нечеловеческие страдания.

Но и смерть отныне навечно была рядом с ним. В тот день в Двоеликом умер Человек – и остался Зверь. Зверь имел невероятное чутье, был легок и проворен, он замечал все то, что обыватели замечать не имеют обыкновения. Теперь Форентан понимал, что чувствуют люди, – но и его собственные ощущения были обострены до предела; он долго учился, как совладать с ними. Лишь через несколько лет он сумел наконец обуздать эту восприимчивость, но иногда она предательски прорывалась через все ограждения из морали и принципов.

* * *

Первый месяц после смертей близких был черной, разверстой пропастью, отделявшей Хитреца от действительности. Фойерен осторожно говорил себе, что родные его мертвы, и мертвы по-настоящему, и что теплая, беззаботная пора семейного счастья осталась далеко позади. Он произносил это несколько раз вслух, сначала боясь соединить слова в предложения и запинаясь, затем уже смелее. Так Хитрец защищал себя от неожиданного осознания, что вынудит завязать вокруг собственной шеи петлю. Он оплакивал свою ушедшую любовь и сына, которого похоронил даже не он сам – поэтому над его могилой возвышалась простая плита, а не изысканный памятник.

Они пробыли на кладбище не так долго – не больше часа. Но этого времени хватило, чтобы Эссейша Келаайи Таш'Найесх вмиг повзрослела на несколько лет и поняла, как можно вызывать воспоминания. Вызывать тени.

У княгини Таш'Найесх, окунувшейся в воспоминания Хитреца, истошно колотилось сердце. Обостренные чувства Фойерена сами выдавали себя компаньонке. «Его тайна породнила нас, – думала она. – Теперь он мне как брат».

Келаайи догадалась, что прежний Форентан Гесе и теперь думал о той женщине. О той, с которой они долгим и опасным путем шли к своему счастью. И все ради чего? Ради того, чтобы их единственный сын лежал в могиле, а она оставила его? Тысячи женщин во всем мире теряют детей, многие – по трое и даже четверо, но для Кевюр это стало невыносимой утратой. Ведь смерть эта совпала с гибелью любимого мужа.

– У Кевюр была необыкновенная душа: настолько мудрая и знающая! – проговорил наконец Фойерен; проговорил с бесконечной болью. – Даже после краткого разговора с нею у людей переворачивалось восприятие, менялись взгляды на мир. Она помогала им жить. Она покидала их, а они потом всю жизнь искали такую же или хотя бы немного похожую на нее. Она была той, что делает мужчин несчастными. Она не хотела, но расстраивала браки: после встречи с ней многие мужчины пускались искать мечту. Ей завидовали женщины – но только те, которые не были с ней знакомы.

Она помогала другим, но себе помочь не смогла.

Фойерен замолчал и больше о своей жене никогда не промолвил и слова. Не объяснил, почему не стал искать ее. Не сказал и о том, что та женщина знала его другим, настоящим – кем он был по своей природе. Кевюр знала его увлеченным жизнью; чувственные желания, комфорт, вкусная пища, душистый табак – все это нравилось Форентану Гесе. Супруга видела, что он был готов и тяжело работать, и хорошо отдыхать.

Присутствие ее до сих пор ощущалось в нем – только теперь она обернулась скорбью, а сам Форентан остался в призрачном прошлом.

«Теперь он женат на раскаянии, на скорбной разлуке, на кружевной печали, – подумала княгиня Таш'Найесх. – Но всю жизнь между ними останется странная связь – из тех, которые нельзя разорвать, как бы он ни старался».

Два несчастья, смерть сына и потеря жены, подтолкнули Форентана Гесе стать Хитрецом. Однако это не послужило для него новым началом. Напротив, Хитрец стал для него завершением, способом дожить отведенное ему время – и курьер готов был до самой смерти застыть в этом обличье. В тот день княгиня поняла, что он навсегда останется таким, и, поклявшись хоть немного помочь ему, Келаайи обняла Фойерена самым родственным объятием на свете.

Глава 14 На чьей ты стороне