Хюбрис, или В тени маяка

Проклиная возраст, все когда-либо съеденные бифштексы и выкуренные до недавнего времени сигареты, я потащился за угол, чтобы определиться с генератором. Гипертония разыгралась не на шутку. Под черепом задергался отбойный молоток. Солнце нещадно хлестало по глазам, стоило высунуться из спасительной тени. Я открыл дверь пристройки и погрузился было в прохладу полуподвала, когда издалека послышался лай Зака. Несмотря на расстояние, команда «Хозяин, ко мне!» звучала вполне отчетливо.

Нашел время, сволочь. Тут бы разобраться с агрегатом. Раньше мне, понятное дело, и в голову не приходило выяснять, как запускается эта штука (которая, кстати, называлась «lambordini»!), – хватало того, что Давид и Дикарь были в курсе. Давным-давно один ушлый грек сказал: «Необходимость – мать изобретения». С тех пор кое-что изменилось; во всяком случае, генератор изобрели до меня. Я мог бы назвать еще несколько кандидатур на роль «матери изобретения» – например, лень, страх и скуку. Это не очень мне помогло, как и древняя мудрость, а вот знакомство с одним вечно пьяным трактористом оказалось полезным.

Догадываюсь, что думают о писателях технократы, но вот им «fuck» – у меня получилось. Агрегат затарахтел, терзая мой слух и услаждая тщеславие; голая лампочка под потолком пару раз мигнула, потом устойчиво засияла. Я надеялся дожить до наступления темноты, а если повезет, то и до следующего утра, поэтому решил поберечь топливо. Отключил генератор и выбрался на свет божий.

Пес лаял не переставая, с подвыванием; это уже смахивало на истерику. Я отчего-то представил себе Зака лежащим на дне какой-нибудь расщелины с перебитыми лапами и двинулся через растерзанный ветром сад в сторону мыса. Минут пять я проблуждал между деревьями, прокладывая себе путь среди поломанных веток, потом наконец выбрался на тропу, что тянулась вдоль склона, на котором был разбит виноградник.

Полуденное солнце приняло меня в свои неласковые объятия. Кепи и темные очки я оставил в машине, что, в общем-то, для меня характерно. Глаза вылезали из орбит; когда я пытался зажмуриться, начинали судорожно подергиваться веки. В таком состоянии я был не в силах не то что любоваться пейзажем, но даже чуть не забыл, куда, собственно, иду, и только приближающийся лай служил чем-то вроде звукового целеуказателя. Остаток сознания я сосредоточил на том, чтобы не свалиться с тропы, которая уже извивалась по скалистому гребню мыса.

Раньше я редко сюда забредал – не в последнюю очередь потому, что на мысе со стороны бухты находилась оборудованная Дикарем лодочная пристань. Зная кое-что о его прошлом (и кое о чем догадываясь), я предпочитал держаться подальше от этого парня. Но не сегодня. Сегодня гнилая интеллигенция пошла ва-банк.

Я позвал Зака, и тот выскочил мне навстречу из-за нагромождения валунов. Я убедился, что пес в порядке. Своим истошным лаем он пытался привлечь мое внимание, и ему это удалось. Испытывая легкое отвращение, я догадывался, что Зак надрывает глотку ради мальчишки – эти двое снюхались еще в машине, когда один лечил другого наложением рук. Зато я не ждал от слепого ничего, кроме лишних проблем: либо упрямец разбился по пути к несуществующей башне маяка, либо заснул, как давеча в канаве, и видит сны. Вещие. А что ему – ведь Йоост потом позаботится обо всем. И обо всех.

Я начал спускаться вслед за псом с двадцатиметровой высоты. На мое счастье, природа устроила в этом месте естественную лестницу, и лишь кое-где человеческими усилиями были добавлены ступени из камней, уложенных и подогнанных достаточно плотно и тщательно, чтобы их не размывало дождями. Ближе к воде лестница дугообразно загибалась по часовой стрелке. За скальным уступом скрывалась невидимая со стороны дома пристань. Дикарю пришлось изрядно потрудиться, забивая сваи и укрепляя настил, но место было исключительным по удобству и защищенности от ветра и волн даже в самый жестокий шторм.

Сейчас тут вообще царили тишь да гладь. Мне бы прилечь на теплых, пропахших морем досках и заняться латанием дыр в своем пробитом навылет биополе. Но реальность – это то, чем нельзя пренебречь без вреда для жизни или здоровья. На краю пристани, спиной ко мне, стоял какой-то человек. Судя по фигуре, не Давид и не Дикарь. Незнакомец был высок и довольно грузен, опирался на внушительную металлическую трость, имел при себе потертый черный саквояж. Длинный грязно-зеленый плащ скрывал под собой остальной наряд, а шляпа с обвисшими полями наверняка затеняла большую часть лица.

Зак не переставал меня удивлять. С видом пса, выполнившего свой долг, в чем бы этот долг ни заключался, он спокойно развалился на тех самых теплых досках, будто издеваясь над моей мимолетной мечтой о рекреации.