Хижина дяди Тома

— Посоветуемся с нашей Руфью, — предложила Рахиль. — Руфь, поди-ка сюда!

Руфь Стэдмен отложила вязанье и мигом очутилась на крыльце.

— Руфь, ты только подумай! — сказала Рахиль. — Отец говорит, что муж Элизы прибыл с последней партией и ночью будет у нас!

Эти слова были встречены взрывом восторга. Молоденькая квакерша так и подпрыгнула на месте, громко захлопав в ладоши, и два локона опять выбились у нее из-под квакерского чепчика на белую косынку.

— Тише, дорогая, тише! — мягко остановила ее Рахиль. — Посоветуй лучше, сказать ей об этом или повременить?

— Сейчас! Сию же минуту! И не думай откладывать! Да будь это мой Джон, как бы я обрадовалась!

— Ты всю себя готова отдать любви к ближнему твоему, — сказал Симеон, сияющими глазами глядя на Руфь.

— А как же может быть иначе? Для этого мы и созданы. Если б я не любила Джона и нашего малыша, разве мое сердце могло бы посочувствовать этой женщине? — И Руфь обняла Рахиль. — Пойди с ней в спальню, а я присмотрю за жарким.

Рахиль вернулась на кухню, где Элиза сидела за шитьем, и, открыв дверь в маленькую спальню, сказала:

— Поди сюда, дочь моя, мне надо поговорить с тобой.

Кровь прилила к бледным щекам Элизы. Она поднялась, задрожав от предчувствия беды, и взглянула на Гарри.

— Нет, нет! — воскликнула Руфь, кидаясь к ней. — Не бойся, Элиза! Вести хорошие. Иди, иди! — Ласково подтолкнув Элизу к двери, она подхватила Гарри на руки и принялась целовать его. — Скоро увидишь отца, малыш! Понимаешь? Твой отец приехал! — повторяла Руфь глядевшему на нее во все глаза мальчику.

А за дверью спальни происходила иная сцена. Рахиль Хеллидэй привлекла к себе Элизу и сказала:

— Дочка! Господь смилостивился над тобой: твой муж порвал оковы рабства!

Сердце у Элизы бурно заколотилось, она вспыхнула, потом побледнела как полотно и, чувствуя, что силы оставляют ее, опустилась на стул.

— Мужайся, дитя мое, — сказала Рахиль, кладя руку ей на голову. — Он среди друзей, и сегодня ночью его приведут сюда.

— Сегодня… сегодня! — повторяла Элиза, сама не понимая, что говорит.

В голове у нее все спуталось, заволоклось туманом, и она потеряла сознание.

Очнувшись, Элиза увидела, что лежит в постели, укрытая одеялом, а Руфь растирает ей руки камфарой. Она открыла глаза с ощущением блаженной истомы во всем теле, как человек, сбросивший с плеч тяжкий груз. Нервное напряжение, сковывавшее ее с первой минуты побега, теперь исчезло, и она наслаждалась непривычным чувством безмятежного покоя. Потом, все еще словно во сне, она увидела, как приотворилась дверь в соседнюю комнату, увидела там стол с белоснежной скатертью, накрытый к ужину; услышала сонливую песенку закипающего чайника… Руфь то и дело подходит к столу, ставит на него блюдо с пирогом, разные соленья, сует Гарри вкусные кусочки, гладит по голове, перебирает пальцами его длинные кудри. Рахиль — дородная, статная — останавливается у ее кровати, оправляет одеяло, подушки, и большие карие глаза этой женщины словно лучатся солнечном теплом. А вот муж Руфи. Руфь бросается ему навстречу, взволнованно шепчет что-то, показывая на ту комнату, где лежит она, Элиза. Потом все садятся за стол — вон Руфь с малышом, вон Гарри на высоком стульчике под крылышком Рахили. До Элизы доносятся их негромкие голоса, мелодичный звон чайных ложек… Все это снова сливается с ее дремотой, и она погружается в такой глубокий сон, какого не знала после той страшной ночи, когда холодные звезды смотрели на нее, бежавшую из дому с сыном на руках.

И во сне она видит перед собой чудесную страну — страну, полную мира и тишины. Зеленеющие берега, сверкающие на солнце воды, островки, чей-то дом… Дружеские голоса говорят ей, что это ее дом, и она видит в нем своего ребенка, свободного, счастливого. Она слышит шаги мужа… все ближе, ближе, вот он обнимает ее, она чувствует, как его слезы капают ей на лицо… и просыпается. Это не сон! На дворе уже давно стемнело. Ребенок спокойно спит, у кровати горит свеча, а ее муж склонился над ней и рыдает, уткнувшись лицом в подушку.

Веселая суета с самого утра, поднялась в доме квакеров. «Мать» встала чуть свет и занялась приготовлением завтрака, окруженная своими детьми, с которыми мы не успели вчера познакомить читателя, — детьми, беспрекословно подчиняющимися ее ласковым словам: «Сбегай туда-то, голубчик», «Сделай то-то, голубушка».