Хлеб для черных голубей

Твердо решил больше не пить. Во время очередных приступов перебивался едой, забивал в себя все, что находил в ближайших продуктовых. Садился на скамейку и поглощал жирные холодные салаты, закусывая копченой колбасой и хлебом. Жир действовал на мозг положительно, мысли лениво перетекали от желания алкоголя к желанию сна. Несмотря на беготню каждодневную, даже поправился.

С едой связан мой переход от «Анонимных алкоголиков» в кардинально другое сообщество. Проходя мимо Курского, я наткнулся на раздачу бездомным еды. Кажется, это были какие-то официальные соцпомощники.

Я нашел через интернет одну благотворительную организацию, занимающуюся подобным, и вступил в нее. Большинство участников оказалось девушками, мирно и благолепно мажущими хлеб дешевым паштетом в прихрамовой трапезной. Меня тоже пригласили взяться за бутерброды, готовку горячего пока не доверяя. И в этот же вечер я поехал со всеми на раздачу. Просветления большого не ощутил, чувствовал себя чем-то вроде тимуровца-вышибалы при настоящих доброделах и благотворителях.

***

Кажется, я нашел идеал и влюбился, и хоть у меня уже был идеал, никто не вынуждает меня отменять его – просто мне требуется новый идеал, чтобы он вел меня сквозь пыль и ночь.

Я знал одного мужика, который каждую пятницу затаривался пивом в баклажках, включал «Сектор газа» на кухне и вспоминал армию, на ногах его жил грибок, а выходя на улицу, он мог высморкаться на асфальт прямо перед бабками на скамейке; но даже у него был свой идеал. Своя первая любовь. Он вспоминал ее редко. Но все-таки вспоминал, когда «ностальгия» по армии уже не спасала. И даже однажды нашел ее в «Одноклассниках». И уехал к ней – на удачу.

Она поранила о стекло свою белоснежную ножку. Я сел и взял ее в руки, чтобы извлечь осколок; пальцы испуганно поджались, нога была в росе, и я чувствовал себя рыбаком, снимающим скользкую рыбку с крючка; и рыбка трепыхалась, дрожала в ладонях. Я вынул осколок, достал платок, которым обернул ранку, и поцеловал ногу.

Я пробыл в составе благотворительный организации года два, но она так больше и не пришла. Видно, была нарасхват.

***

Стою возле 17-ой наркологической, впереди виднеется кусочек прелестного пейзажа. Больница задумывалась стоять поодаль от города, но дома со временем обступили ее и здесь, оставив этот кусочек природы с видом на холмистую местность и немного леса по левую сторону.

Программировать себя по заветам отца-основателя «Анонимных» Билла Уильяма я отказался, но был в его программе один шаг, который меня действительно воодушевлял. Не помню его номер, кажется, он был одним из последних, и заключался в пропаганде принципов сообщества другим бедолагам. Собственно, от этого шага я и перешел после к благотворительности.

Раз или два в месяц где-то мы собирались небольшой компанией и отправлялись в психо- или нарколечебницу, и там в помещении, где можно всех собрать (обычно это была столовая), мы рассаживались за одним столом с действующими алкашами (себя-то я, по системе Шичко, считал «воздерживающимся алкоголиком»).

Конечно, это может показаться лицемерием: мол, в «двенадцать шагов» не верит, а другим всучивает, но я не говорю, что система не работает; я видел людей на собраниях, не пьющих и по двадцать лет, если верить, конечно, их историям. Но счастье их показалось мне одномерным. Если они слышали, что кто-то рассказывал о себе что-то веселое, они отворачивались и негодовали (особенно, если это делали новички: скорбь им к лицу): они считали все это пустой тратой времени, все что, по их мнению, нужно было сделать, это принять уже программу, как бога, и жить по заповедям ее. И к алкоголю относится не иначе как к дьяволу в овечьей шкуре. Можно долго спорить: являются ли «АА» сектой, но сектантский подтекст их «философии» бросался в глаза каждому, кто от страха смерти под забором не готов был, зажмурившись, согласиться на любую «программу», любую «религию», лишь бы больше не просыпаться по десять раз за ночь в поту и с колотящимся сердцем, а утром с трясущимися конечностями собираться на работу – в страхе потерять ее со дня на день.