Хлеб печали

- Гость? – сын барона опять высоко поднял бровь, словно Эрнст-Хайнрих сказал что-то крайне забавное. Похоже, это был его любимый жест. – Странный гость, который в одиночку полуночничает на кухне.

- Странный хозяин, который заходит в дом с черного хода, - парировал Эрнст-Хайнрих, сложив руки на груди.

- Уели, - засмеялся юноша. – Погодите-ка, мы что, знакомы, раз вы знаете, кто я? Память у меня в последнее время ни к черту, - Эрнст-Хайнрих слегка поморщился при упоминании черта, но сын барона этого не заметил. – Тогда приношу свои извинения. Я подумал было, что monpére опять сменил слуг. Он частенько это делает, чтобы никто не догадался, кто он такой.

- Такой?

- Угу. Я давно не заезжал в эту глушь. В большом городе жизнь бурлит, а здесь – стоячее болото, в которое как зайдешь, так вываляешься в грязи. Да вы садитесь, я сейчас растолкаю того бездельника, который должен был вам прислуживать, и он нальет нам вина, и мы выпьем за встречу. К счастью, на вино отец не скуп, не разбавляет.

Он снял перчатку и задумчиво потер костяшки пальцев, будто вспоминал о старой драке, и Эрнст-Хайнрих поспешил сказать ему:

- Я не пью неразбавленного.

- Нет? – бровь собеседника опять взлетела наверх. – Ну знаете ли, это никуда не годится.

Он решительно встал, слегка покачнувшись, снял с полки две большие деревянные кружки, в которые обычно наливали пиво, а не вино, и подошел к бочке, которая пряталась в полумраке. Неразборчиво бормоча под нос, юноша наполнил каждую кружку до краев и с гордостью поставил обе на стол.

- Извольте выпить, - сказал он холодно. – Из уважения ко мне! В конце концов, я сын хозяина этого дома, а вы находитесь под его крышей. Имею ли я право знать, с кем делю собственный кров?

- Разумеется, - согласился Эрнст-Хайнрих, все еще не садясь. – Меня зовут Эрнст-Хайнрих Лихте из Ашенбурга.

Он слегка изменил свою фамилию, чтобы не выдавать отца. Вряд ли тот бы обрадовался, если бы услышал, где и с кем коротает время его сын.

- Ашенбург? Это не там приковали какую-то девицу на цепь к кухонному столу и держали двадцать лет взаперти за то, что она крутила шашни с каким-то молодчиком?

- Боюсь, вы ошибаетесь, - вежливо возразил Эрнст-Хайнрих. Ашенбургом звалась их старая усадьба, и прадед когда-то присоединил это название к фамилии. Юноша фыркнул.

- Людвиг фон Ринген, - представился он и нетерпеливо указал на табурет рядом с собой. – Извольте сесть – теперь ваша честь нисколечко не пострадает от питья с незнакомцами.

Эрнст-Хайнрих помедлил, но послушался. Как только они сели, Людвиг фон Ринген первым делом присосался к кружке и залпом выпил половину.

- Хорошо! – воскликнул он, вытирая мокрые губы. – Итак, господин Лихте из Ашенбурга, какими же судьбами вы столкнулись с моим драгоценнейшим из драгоценных, как говорят у турок, предком?

- Все очень просто, - Эрнст-Хайнрих взял кружку, но тут же поставил ее назад. – Он попросил меня охранять его.

- Он? Охранять? Вас? – Людвиг фон Ринген недоверчиво заглянул ему в лицо. – Старый волк потерял зубы, раз начал нанимать телохранителей? Вот это новость! Он сказал вам, зачем ему понадобился телохранитель?

- Не имею ни малейшего понятия.

Сын барона вглядывался в него еще с полминуты, а затем отстранился.

- На вашем месте я бы отказался, - с некоторым пренебрежением сказал он. – Да и вообще не связывался бы с нашей семейкой. Бежал бы куда глаза глядят. Я вот все пытаюсь убежать, - внезапно сказал он и опрокинул остатки вина. – Да эту поганую кровь никуда не денешь.

Эрнст-Хайнрих промолчал, ожидая продолжения, и не ошибся.

- Из-за таких, как он, Господь когда-то стер с лица земли род человеческий, - с твердой убежденностью сказал Людвиг фон Ринген. – Из-за таких, как я. Он бесчестный убийца и грешник, и я не понимаю, почему моя мать осталась с ним, когда узнала о нем правду… Знаете, что я вам скажу? Если бы кто-нибудь убил моего отца, я бы не смог его осудить. Разве что предпочел, чтоб этот человек убил и меня, чтобы убрать даже память о нас.

- Молитесь, чтобы Господь вас вразумил, - ответил ему Эрнст-Хайнрих. – Вы не должны допускать подобных мыслей. Они ввергнут вас во грех.

- Не будьте святошей. Если б вы могли оказаться в моей шкуре!.. – Людвиг фон Ринген впал в пьяную тоску, и его взгляд заволокло винной дымкой. – Налейте мне кружечку, и я скажу вам кое-что еще.

Эрнст-Хайнрих послушался. Он нацедил вина – кран у бочки неожиданно оказался завернут так туго, что ему пришлось попотеть, чтобы открыть его. Когда Эрнст-Хайнрих поставил вино перед сыном барона, тот окунул туда указательный палец и лениво облизал его.