Хлеб великанов. Неоконченный портрет. Вдали весной

Его вовсе не интересовали пассажиры, которых он возил вверх и вниз. Силия так и не набралась храбрости заговорить с ним. Никто — даже Жанна — не догадывался о ее романтической страсти. Ночью в постели Силии рисовались картины того, как она спасает жизнь Огюсту, на скаку останавливая его коня, или как они с Огюстом единственные выжили при кораблекрушении и как она спасает ему жизнь, плывя к берегу и держа его голову над водой. Иногда, наоборот, Огюст спасал ее из огня, но это почему-то было не так приятно. Она получала наибольшее удовольствие, когда Огюст, со слезами на глазах, говорил ей: «Мадемуазель, я обязан вам жизнью. Как могу я отблагодарить вас?»

Страсть была бурной, но короткой. Через месяц они отравились в Котрэ, и Силия влюбилась в Джейнет Петтерсон.

Джейнет было пятнадцать лет. Она была славной девушкой с каштановыми волосами и добрыми голубыми глазами. Она не была красавицей и ничем особенно не выделялась. Но проявляла доброту к малышам и не утомлялась игрой с ними.

Самой большой радостью в жизни для Силии было бы вырасти и стать похожей на своего кумира. Когда-нибудь она тоже наденет полосатую блузку с воротничком и галстуком, волосы заплетет в косу и завяжет черным бантом. И у нее тоже будет эта загадочная штука — фигура. У Джейнет фигура была очень даже заметная, она так и выпирала из блузки. А Силия, ребенок очень худенький (Сирил, когда ему хотелось досадить Силии, называл ее «костлявым цыпленком», чем неизменно доводил до слез), была влюблена в полноту. Но ведь настанет же такой день, такой чудесный день, когда она вырастет и все у нее будет выпирать там, где положено.

— Мамочка, — спросила она однажды, — когда у меня будет такая грудка, чтоб торчало?

Мать взглянула на нее и сказала:

— Тебе что, она так нужна?

— О да, — прерывисто задышала Силия.

— Когда тебе будет лет четырнадцать или пятнадцать — как Джейнет.

— Можно, у меня будет тогда полосатая блузка?

— Пожалуйста, только она не кажется мне красивой.

Силия взглянула на нее с упреком.

— По-моему, она восхитительна. Мамочка, ну, пожалуйста, скажи, что купишь мне такую блузку, когда мне будет пятнадцать.

— Куплю, если она тебе еще будет нужна.

Конечно же будет.

И Силия побежала разыскивать своего кумира. К величайшей ее досаде, Джейнет гуляла с подругой, француженкой Ивонной Барбье. Силия ненавидела Ивонну Барбье лютой ненавистью и завидовала ей. Ивонна была прехорошенькая, очень изящная, не по летам развитая. Хотя ей было всего пятнадцать лет, выглядела она как восемнадцатилетняя. Она держала Джейнет под руку и ворковала, как голубок.

— Naturallement je n'ai rien dit a Maman. Je lui ai repondu…[150]

— Беги, милочка, — ласково сказала Джейнет, — мы с Ивонной сейчас заняты.

Силия уныло поплелась домой. Какая же гадкая эта Ивонна Барбье.

Увы, через две недели Джейнет со своими родителями уехала из Котрэ. Образ ее быстро изгладился из памяти, зато сохранилось восторженное предвкушение того дня, когда у нее, Силии, появится «фигура».

Время в Котрэ текло весело. Тут прямо над головой высились горы. Впрочем, даже и здесь они выглядели вовсе не так, как Силия их себе представляла. До конца жизни она так и не научилась восхищаться горным пейзажем. В подсознании жило чувство, что ее обманули. В Котрэ были всевозможные развлечения. По утрам они энергично шагали в Ла Пайер, где отец и мать пили из стаканов воду, очень неприятную на вкус. После этого покупали леденцовые палочки. Закрученные как спираль — они были разного цвета и вкуса. Силия обычно получала палочку ананасовую, матери нравилась зеленая — анисовая. Отцу, как ни странно, никакие не нравились. С тех пор, как они приехали в Котрэ, он выглядел более жизнерадостным и счастливым.

— Меня место это вполне устраивает, Мириам, — говорил он. — Я становлюсь здесь другим человеком.

И жена отзывалась:

— Тогда мы пробудем здесь как можно дольше!

И она стала здесь веселее — больше смеялась. Тревожная складка над переносицей у нее разгладилась. Силией она мало занималась. Зная, что девочка находится под присмотром Жанны, она всем сердцем и душой предалась мужу.

После утренней прогулки Силия шла домой с Жанной лесом, по тропинкам, бегущим зигзагами вверх и вниз; иногда она скатывалась по откосу, нещадно пачкая панталоны. Жанна испускала вопли отчаяния.

— Oh, mess, се n'est pas gentil ce que vous faitesla. Et vos pantalons. Que dirait Madame votre mere?[151]

— Encore une fois, Jeanne. Une fois seulement[152].

— Non, non, Oh, mees[153].

После обеда Жанна усаживалась шить. Силия шла гулять и встречалась с другими детьми. Особенно усиленно ей прочили в подружки маленькую девочку по имени Мэри Хейз.

— Такая милая девчушка, — говорила мать Силии, — такая воспитанная и славная. Хорошая подружка для Силии.