— Куда денешься из родного села-то? — насмешливо осведомилась Аксинья. — К нему уйдешь?
— А хотя бы и к нему, — сказала Талька и подумала: «А если не примет?»
— Иди, иди. Вернешься брюхатая — в дом не пущу.
Тяжел и крут характер у Аксиньи. Если бы Талька повинилась, может, все и обошлось бы. Но Талька сама горела в обиде, в стыдобушке. Они разошлись: мать домой, дочь на почту. Талька вбежала, села на свое место и в слезы. Даша, как могла, успокаивала ее. Талька наревелась, повернула заплаканное лицо к телефонистке:
— Вот и все. Пустишь меня на квартиру, Дашутка?
— Приходи, Наталь Васильевна, места хватит. И его приводи.
— Пойдет — приведу. А нет — и одна проживу. Вот она к чему ведет, любовь-то, Дашутка. Недаром ее называют злой, — попыталась улыбнуться Талька, но губы не послушались, задрожали, и кончила она уже со слезой. — Родная мать от дочери отказалась. Каково?
Виктор ничего этого не знал. Он жил ожиданием вечера. Чухонцев вернулся с химкомбината и скрывался от всех. Виктор отыскал его в лаборатории. Чухонцев налил в колбу воды, насыпал в нее буровато-серого порошка, взболтав, смотрел мутную жидкость на свет.
— Николай Иванович спрашивал тебя.
— Зачем я ему понадобился? — Чухонцев отставил колбу.
— Он хочет знать правду о клевере.
— Ты ему говорил?..
— Ждал твоего приезда.
— Как ты думаешь, он меня выгонит?
— Спроси об этом у него сам.
Черт связал его одной веревочкой с Чухонцевым. Из-за этого клевера положенье Виктора на станции становилось двусмысленным. А теперь, когда у них с Талькой надвигались серьезные перемены, ему нужно было твердо стоять на ногах.
Николай Иванович выслушал Чухонцева в поле. Объяснял Чухонцев свою неудачу сбивчиво и криво, до конца не договаривал. Николай Иванович слушал молча. Что ж, опыт не удался. Бывает и такое. Путь к открытию лежит через неудачи и ошибки. Следовало бы отдать распоряженье тотчас скосить клевер, хотя бы для того, чтобы не мозолил глаза, не напоминал о том, что ожидалось и не сбылось. Так просто сделать это: пойти и сказать косцам или кого-нибудь послать за ними — того же Виктора. Но, видно, свыкся за весну и лето с думкой о короле трав — клевере. Он так надеялся на него. Где-то в нем еще теплилось: «А вдруг?..» Но, глядя на лишаистую пожухлость клевера, понял: никакого «вдруг» уже не будет; год прошел в напрасном ожидании, и не паниковать, как Чухонцев, надо, а трезво оценить свои ошибки, чтобы не повторить их в новых опытах в будущем году. Он покусывал губы и глядел на клевер…
— Николай Иванович…
Чухонцев ушел. На участке он и Виктор.
— Чего тебе?
— Я насчет работы.
— Что, не выдержал? Слабо? Бежишь от Чухонцева? При первой же неудаче… — Николай Иванович оглянулся во гневе.
— Мне нечего делать у него.
— Как это нечего? Мог бы помочь найти причину неудачи.
— Она известна.
Виктор напорист, но подождал, пока Николай Иванович не подтолкнул его сам:
— Ну?
— Он не сказал вам самого главного. Никакого особого клевера не было и нет. Чухонцев вырастил его с помощью нового удобренья с химкомбината. Он все эти дни пропадал там, улаживая свои дела. У них есть свои счеты, но в том разберутся они сами.
— Вот как! — вырвалось у Николая Ивановича.
— Он виноват только в том, что не сказал вам этого.
— А ты, парень, смел. Мне это нравится. — Николай Иванович подобрел к нему.
— Зачем обманывать себя и вас.
— Сам ты докопался или кто помог?
— Люди подсказали.
— Куда же мне определить тебя теперь? — задумался директор станции.
— У меня есть тема. Я вынашиваю ее давно. Способы обработки земли и влияние их на урожайность.
— Но это давным-давно известно всем.
— Известно, да не изучено. Тут могут быть самые неожиданные повороты. Вспомните Мальцева и его безотвальную пахоту.
И Виктор рассказал, как еще в институте он стал собирать материал. Дело оказалось интереснейшим. Издавна земледельцы копают землю, пашут ее, культивируют, боронят; случайно открывали какие-то новые способы, урожайность подскакивала, но проходило время, способы эти забывались; все оставалось как сотни и тысячи лет назад — та же вспашка, то же боронование, тот же принцип заделки семян. Но ведь существуют в природе и какие-то другие способы. Взять хотя бы опыты агронома Вязникова…
Виктор ждал, что ответит Николай Иванович. Поднялся ветер и прошелся с приплясом по клеверу. Трава наклонилась к земле и выпрямилась, звонкий шелест пролетел по участку. Виктор подставил ветру разгоряченное лицо. Ветер был свеж, тонкой прядкой вплелось в него дыхание недалекой уже осени.
— Вот что, — сказал Николай Иванович. — Ничего я пока не могу тебе обещать. Давай вернемся к этому разговору позднее. А сейчас беги к косцам, скажи, чтобы скосили этот клевер.
Вечером Виктор в Давыдкове еще издали увидел Тальку. Собирался дождь. В легкой куртке и в платке Талька прохаживалась у сосен; останавливалась, глядела куда-то вдаль, сунув руки в карманы. Она не кинулась ему на шею, не обняла как бывало. В глазах — холодок… Ничего не объясняя, Талька повела его к Даше. Когда пришли, коротко сказала:
— Тут я теперь живу.
Виктор все понял.
— Ушла из дома?
— Ага, — она кивнула.