Хлоп-страна

Мне не удалось разглядеть лицо, но по его позе, развороту тела я ощутила напавшую на него слабость. Не обязательно произносить что-нибудь вслух, мы знали всё друг про друга, каждый из нас правильно понимал другого.

А что если со временем мы оказались бы заложниками этой прочитанности?

– Замёрзла? – спросил Владик, обхватывая мои ладони.

И тут, в опасной близости от источника чужого тепла в моём теле случилось короткое замыкание, и оно заколотилось, словно отбойный молоток. Владик притянул меня к себе и обнял, а я уткнулась ему в шею, от которой шёл жар, обхватила за голову и поцеловала. В тот же момент гниль чужого дыхания, проступившая сквозь запах мяса и алкоголя, настигла и затопила меня – я попыталась оттолкнуть его, но поздно, поздно! Он был сильнее, он сжимал мои ягодицы, тянул на себя, его твёрдый член упирался мне в живот. Хмельной угар мгновенно испарился, я сопротивлялась этому человеку что было мочи и, вместе с тем, чувствовала полную обречённость: первый шаг сделала я сама, и сейчас, как бы ни пыталась его оттолкнуть, он, похоже, думал, что это игра и предложение идти дальше. Мелькнуло в сознании: двинуть ему коленом в промежность, – но тут земля поплыла из-под ног, он поднял меня на руки и понёс.

Мир вращался, и меня от этого вращения уже тошнило.

Далеко тащить ему не пришлось, в палатке были расстелены спальные мешки, я поискала глазами Гогу, потому что в этот дикий момент мне казалось, что Гога поможет, но поблизости никого не было.

И вот Владик валит меня на спину и пытается стянуть шорты.

– Хочу тебя, – сообщает он. – У тебя красивое тело.

А я пытаюсь перевернуться и кричу:

– Не надо! Я не хочу!

– Ну ты и напилась, – говорит он. Плюёт на руку и толкает пальцы во влагалище.

– Asshole?! – кричу ему по-английски. – Какого хрена?!

Одновременно пытаюсь сесть и отползти от него, ноги путаются в шортах, от алкоголя мышцы расслабились и не слушаются. Владик одной рукой стискивает мне рот, чтобы заглушить крик, другую – не пойму, это его пальцы или член, – с силой загоняет в меня, как будто хочет взломать. Я мотаю головой, пытаюсь увернуться от руки, зажимающей рот. Где-то неподалёку тусклый свет соседней палатки, голова плывёт – сейчас зареветь бы, но глаза сухие от злости. Его рука притискивает мои губы к зубам, рот полнится вкусом крови, израненное влагалище и живот горят, прямо пылают от боли. Кажется, это мучение длится бесконечно.

Наконец он кончил, отнял зажимавшую мне рот руку – словно затычку вынул, и даже попытался поцеловать, и это была последняя капля: смрад из его рта поднял во мне такую волну рвоты, что, едва успев присесть, я извергла всю шаверму ему на грудь и на спальный мешок.

– Сука! Нажралась! – он в ярости отпихнул меня в сторону.

Я поползла на четвереньках к выходу из палатки, пытаясь по пути найти шорты. Окончательно взбешённый, он стал шарить вокруг себя, искать, чем бы собрать блевотину. Я всё-таки выбралась наружу, встала на ноги и вдохнула чистый холодный воздух. Снова вырвало. Следующая волна тошноты качнула к покрытой затоптанным мхом земле – я схватилась за палатку, чтобы удержаться на ногах, и чуть было не свалила её.

– Пойди протрезвись! – прорычал он изнутри.

Ухитрившись кое-как натянуть шорты, я огляделась. Людей поблизости не было видно, в большинстве разномастных палаток и навесов свет потух, все болтавшиеся возле мангала исчезли, скорее всего, забрались в большую палатку. До меня долетал невнятный гул мужских голосов, но слов было не разобрать, да и не нужно. Палатка позади меня заколыхалась, и я почуяла, что её обитатель сейчас выберется наружу.

Медленно проковыляла я мимо мангала с ещё не потухшими углями, подобрала свой рюкзак, оставленный у машины, и, крепко прижав его к себе, продолжила путь. Глаза привыкли к темноте и хорошо различали силуэты машин и палаток. Ступила на асфальтовое покрытие и пошла по нему туда, где, казалось, заканчивается дорога. Там, где склон горы круто нависает над морем, зияла тьма.

На краю обитаемого пространства в нескольких шагах от последней палатки я наткнулась на «запорожец» семидесятых годов, без шин и боковых окон, полностью распотрошённый. Потянула одну из дверец, с трудом открыла её и вползла внутрь, скособочась, пристроилась на обветшалом остове водительского сиденья. В кабине было немного теплее, чем на открытой дороге, хотя, возможно, мне это только казалось. Попыталась устроиться поудобнее, подтянула ноги к груди, крепко прижала к коленям рюкзак. Из кармана шорт достала зачем-то мобильный телефон и положила на пустую коробку передач. В рюкзаке был ещё полиэтиленовый пакет с маленьким твёрдым луком, купленным в Ялте. Вынула луковицы и разложила их рядом с мобильником.

И наконец, без единой мысли в голове, приготовилась встретить свой зелёный рассвет.

Новая скрипка (Пер. М. Платовой)