Хлоп-страна

– Если остановитесь, будет уже не подняться! – Не прекращая идти, Гога театральным жестом подкинул на плечах рюкзак и, чтобы взбодрить себя, затянул: «Прощайте, скалистые горы, на подвиг Отчизна зовёт, мы вышли в открытое море, в суровый и дальний поход…»

– Тише едешь, дальше будешь, – откликнулся Владик.

Я рухнула на ствол рядом с ним.

Страшно хотелось пить, а в рюкзаке только и было, что бутылка вина. Я достала её.

– За Отчизну, что ли! – Владик криво улыбнулся, достал флягу и чокнулся с моей бутылкой.

– Ваше здоровье!

Мы молча сделали по паре глотков, потом обменялись. В его фляге был дешёвый коньяк, приторный и дерущий горло. Сначала я поперхнулась, второй глоток проскочил легче. Подобрала фонарь и огляделась: деревья показались мне ниже, а земля суше, чем раньше, по другую сторону бревна – куча пустых пивных бутылок.

За нашими спинами ухнула сова, другая, дальняя, ей отвечала. Зашелестели листья на той стороне дороги, хрустнула ветка. По едва долетающему голосу Гоги можно было проследить его движение вверх по горе. Чем дольше мы сидели, тем оживлённее становился лес вокруг нас.

– У меня есть лук и персики, – сказала я.

– Лук?

– На базаре сказали, что ялтинский лук – сладкий, как яблоко.

Владик полез в рюкзак и достал каравай хлеба:

– Это будет получше лука, – отломил мне кусок.

Мы сидели и ели хлеб с персиками.

В очередной раз, забравшись в рюкзак, он извлёк из него спрей от комаров и принялся опрыскивать сначала себя, а потом меня, мои исцарапанные ноги и руки. Рукой задел моё колено. Я вздрогнула. Подумалось: встреть я его где-нибудь в Москве – возможно, нашла бы привлекательным. Сейчас в темноте трудно было собрать в общий портрет освещённые фонариком острые, угловатые черты его лица, разве что тяжёлые тёплые ладони сами собой вызывали симпатию.

Снизу приближался автомобиль.

– Ага, – встрепенулся Владик, вскочил, и, сложив руки рупором, закричал: – Гога! Гo-o-гa-a!

Я тоже поднялась. Мне уже хотелось считать эту экскурсию законченной. Большую часть дня я провела на ногах, устала, от выпитого меня разморило – хорошо было бы найти тёплый приют, поесть и завалиться спать. Глубокая усталость овладела мной; на время удалось отодвинуть мысли об Андрее, но пустота в голове больно пульсировала. Я посветила на дорогу и отчаянно замахала машине. Владик присоединился ко мне.

Потрёпанный «форд» остановился, водитель опустил стекло. – Вас двое? – спросил он. – По двадцать пять с каждого.

Двадцать пять гривен, то есть пять долларов – совсем недорого, но Владик решил поторговаться: – Двадцать пять за обоих.

– Ну не знаю, – заколебался водитель. – Ночь всё-таки.

– Нормальная цена, – вступилась я.

Владик быстро зажал мне рот, это было неожиданно, но не неприятно – жест старых друзей, которые только что преломили хлеб и разделили питьё. Я почувствовала губами мозоли на его ладони.

– Ладно, не буду торговаться, – водитель склонился к пассажирскому месту и открыл Владику дверь. – Всё равно мне в ту сторону.

– Вот что, приятель, – сказал Владик, пропуская меня на заднее сидение. – Подберёшь по дороге нашего друга, получишь тридцать! – Он помог мне устроиться, а сам втиснул своё долговязое тело рядом с водителем, с трудом запихнув рюкзак себе под ноги.

«Форд» сорвался с места, мотор заработал с заметным усилием и при переключении скоростей всякий раз ревел так, будто собирался взорваться.

Через несколько поворотов мы подобрали Гогу. Тут мотор всё-таки заглох, и водителю потребовалось несколько попыток, чтобы снова завести его. Тем временем Гога уютно расположился на заднем сиденье рядом со мной, пристроил в ногах рюкзак, выпрямился и опустил руку мне на плечо. Я попыталась вывернуться, но он не отставал. От его лица и одежды так разило спиртным, что нестерпимо захотелось глотнуть вина, только бы перебить его запах.

– Всех иностранцев, которые приезжают на Украину, вывозят в Крым, на местные курорты, – хвастался водитель. – Сам президент Соединённых Штатов бывал на этой горе! Начальство даже деньги отыскало на новую дорогу – единственное, на что оно раскошелилось – старая в дождь становилась совсем непроходимой. Все продукты приходилось из Ялты по тропе на собственных спинах поднимать.

– Так, значит, пешеходная тропа существует! – обрадовался Гога. – Я же помню, что была!

Как я ни крутилась, его рука чугунным ошейником повисла у меня на плечах. Я вывернулась, ухватила её обеими руками и оттолкнула от себя, на это Гога усмехнулся и погрозил толстым пальцем перед моим носом, ну, дескать, погоди…

Подъём к вершине занял пятнадцать минут. Перед самым плато лес поредел и исчез окончательно. В дальнем свете фар, нависая над самой землёй и мешаясь с темнотой ночи, клубился туман; воздух казался густым и текучим, звёзды исчезли, жизнь обнаруживалась только в пределах пятен от фонарей, всё остальное скрывалось за завесой мглы. Миновали скопление тёмных сарайчиков и закрытых на ночь придорожных лавок; по обеим сторонам шоссе ютились машины, в большинстве своём советские модели, их аккумуляторы освещали приткнувшиеся к дороге палатки.