Хлоп-страна

Я думаю, что эта шея так умна,
умнее остального тела,
и ладно приспособлена.
Она соединила вместе голову и тело.
Потоки крови ходят взад-вперёд
через неё и кислород.
Я думаю, есть в шее слабина,
её легко сломать, или петлёй поймать,
иль гильотиною срубить.
Но без неё не мог бы наклониться смело
и голову от пуль я защитить —
висела б голова моя сейчас и столбенела.
Но с ней навек я – с самого рожденья
она подарена – до вечного забвенья.

Несмотря на чудовищный стиль, в стихах ощущается сила. Надо бы ему помочь.

Вы исписываете три страницы рассуждениями о роли образности в поэзии, о ритме и музыке в стихах, сопровождаете примерами. Потом только спохватываетесь, что начинающий студент, как правило, не способен за один присест переварить и реально использовать в своей работе больше одной рекомендации. Горько сетуя, что вам, по горло заваленной работой аспирантке, приходится тратить драгоценное время, которое едва удаётся выкроить для себя, вы удаляете все теоретические страницы и вместо них даёте несколько дельных советов. Не стоит, мол, сковывать себя рифмами, постарайтесь поработать с современной формой, перенесите, например, «и кислород» в отдельную строку или попробуйте придать стихотворению вид шеи.

После того как класс получает рецензии на свои работы, Ричард появляется у двери кабинета, в котором сидят ассистенты.

– Что это значит?! – швыряет он лист с вашими заметками на стол. Такая грубость была бы уместна в переполненном московском метро, но здесь… Впрочем, привычка общаться с поэтами подсказывает, что и их чувствительность способна принять драматичные формы. Ричард явно расстроен оценкой «B+»![3]

– Это очень хорошая оценка. Вы опережаете большую часть класса.

– Тогда почему не «A»?

Ну известно же, что преподаватель не обязан защищать свою отметку перед студентом, тем более когда её сопровождают вполне убедительные комментарии! С другой стороны, в глубине души вы сами с подозрением относитесь к любым формальным системам оценки творчества. Поэзия – по определению субъективная форма искусства, и у разных читателей разное восприятие чужого творчества. Откровенно говоря, вы злитесь на «именитого поэта», пренебрегающего своими обязанностями, – именно она считается преподавателем класса и несёт ответственность за выставленные баллы, аттестация – её дело, почему вы должны отдуваться за неё? Но на курс зачислено триста студентов, которые работают в восьми семинарах, и знаменитость не берётся выставлять все триста оценок сама.

– Есть некоторые вопросы к этому стихотворению, некоторые проблемы. Я упоминала о них в своих комментариях.

– Не вижу! – Ричард поднимает листок бумаги и зачитывает ваш текст вслух.

Действительно, невнятное предложение поиграть с переносом строк – его можно оценить как простое поощрение к поискам. И так же выглядит совет обойтись без рифмовки. Признаться, настойчивость, с какой Ричард добивается высшего балла, достойна восхищения, но ведь при этом он выдаёт желаемое за действительное.

– Так вы полагаете, что ваше стихотворение заслуживает оценки «A»? Вы считаете его безупречным?

– Да! – отвечает он.

Этот ответ чуть не сбивает вас с толку, вы к нему не готовы. И всё-таки, пусть у вас небольшой педагогический опыт, кажется, его настырность не отвечает моменту; подобное упорство, вероятно, годится, чтобы прошмыгнуть в клуб мимо вышибалы или подняться по карьерной лестнице в такой бюрократической организации, как КГБ, но вовсе не для того, чтобы обсуждать поэзию.

– М-м, хотите воды?

– Воду не пью. Разве что кока-колу.

Колы под рукой нет. Ещё и колу ему подавай! Надо ответить так, чтобы у него не осталось никаких сомнений.

– По-моему, я выставила вам более чем щедрую оценку, впрочем, если хотите, подавайте поэту на апелляцию. Если честно, она может решить, что даже «B+» для вашего стихотворения много.

– Спасибо за помощь, – говорит он сквозь зубы. Страшно подумать, что у него на уме: челюсти сжаты, глаза пылают гневом, покидая помещение, он сильно хлопает дверью.

Следующие несколько дней, по дороге в университет и обратно, вы с опаской оглядываетесь по сторонам, чтобы убедиться, что вас никто не преследует. С некоторых пор вы носите в сумочке газовый баллончик. Не занести ли Ричарда в список студентов, находящихся под наблюдением в студенческой поликлинике, с рекомендацией пройти психологическое тестирование? С другой стороны, страх страхом, но не сделал же он пока ничего по-настоящему опасного. Стоит ли отталкивать его? А что если ваша реакция на него – это обострение ваших собственных параноидальных симптомов?