ХМ: За кадром (СИ)

Отложив в сторону шитье, Кэрол медленно поднялась на ноги, невидящим взглядом окидывая окружающие вещи и едва сдерживая подступающие к глазам слезы. Это уже вошло в привычку. В который раз за последние дни она запрокидывала голову или часто-часто моргала, стараясь остановить зарождающиеся в груди рыдания? Дрожащие пальцы потянулись к принесенному полчаса назад цветку и нежно прикоснулись к белым лепесткам. На мгновение женщине вдруг захотелось смять этот подарок, скомкать и швырнуть об стену вместе с бутылкой, чтобы звук бьющегося стекла пробудил ее к жизни, чтобы она смогла поверить, обрести надежду…

Никто не знал, никому нельзя было сказать о том, что мать не верит в то, что ее дитя все еще живо. Даже себе в этом признаться было нелегко. Час за часом, минуту за минутой, она отгоняла эти мысли от себя, пытаясь надеяться, что очередные поиски окажутся успешными, а ее девочка – целой и невредимой. Но сердце говорило о другом. Когда на следующее утро после пропажи ребенка группа отправилась прочесывать лес, в какой-то момент внезапная боль заставила Кэрол остановиться и пошатнуться, схватившись за дерево. Несколько мучительно длинных секунд она отчетливо слышала крик своей дочери, зовущей ее. А потом пришла пустота. Словно что-то в ней оборвалось. Навсегда. Вцепившись пальцами в шершавую кору, женщина невидящими глазами смотрела перед собой, не слыша встревоженных слов друзей, не ощущая их прикосновений. Наконец, Лори все же удалось отцепить ее от дерева, обняв за плечи и зашептав какие-то слова утешения.

- Все будет хорошо, не раскисай! Мы вот-вот ее найдем. Идем, мы все должны быть внимательными и сильными. Только так мы поможем Софии. Да? Ну вот и хорошо, вытри слезы, идем. Все в порядке! – крикнула брюнетка остальным, остановившимся поодаль и обеспокоенно наблюдающим за Кэрол.

- Может быть, вы вернетесь? – встревожено посмотрел на жену Рик. – Мы тут вполне и сами справимся.

- Нет-нет, я… со мной все хорошо, правда! Идемте! – запротестовала Кэрол, которая непонимающе оглядывалась, не узнавая в одну минуту преобразившийся мир вокруг, и отгоняла непрошеные мысли. Тогда она еще не знала, что избавиться от них уже не удастся. Ежесекундно, даже во сне, ее будет преследовать этот почудившийся ей крик, а окружающее так и не обретет прежних красок и звуков. Проведя рукой по лицу, она с усилием изобразила улыбку, которая получилась очень жалкой, и, не глядя на смущенно отворачивающихся от нее друзей, решительно пошла вперед.

Несмотря на все попытки держаться, в церкви Кэрол все же снова расплакалась, так и не получив желаемой веры и надежды. Она все равно просила и умоляла, она могла бы даже на коленях ползать и целовать окровавленное распятие, если бы это хоть чем-то помогло. В душе медленно зарождался бунт. Почему все так? Почему ее дочь, а не она? Зачем ей теперь жить, если ее девочка не найдется? Как она могла отпустить Софию от себя, почему не побежала за ней, не закрыла своим телом от ходячих? Почему позволила своей кровиночке скрыться в лесу? Страх и ужас, сковавший ее тело в тот момент, а также удерживающие ее руки Лори, не были оправданием. Точно так же, как не были оправданием слова Рика о том, что он оставил девочку одну, надеясь, что она дождется его или сама найдет дорогу обратно. Боже, ведь она совсем ребенок: испуганный и ничего не понимающий…

Но попытки обвинить в происходящем всех вокруг быстро сошли на нет. Группа действительно делала все возможное, чтобы отыскать девочку, и не их вина, что мать не смогла уследить за собственным ребенком. С каждым часом пустота, заполняющая душу, становилась все отчетливей, а надежда на то, что дочь жива – все бледней. Ранение Карла, бессонные ночи, переезд на ферму, жители которой были для нее на одно лицо, – все превращалось в какой-то клубок бессвязных событий, и он все катился и катился, невзирая на давно оборванную нить, на конце которой была ее жизнь.