Хмель-злодей

Весть об этом вскоре достигла польского короля, и он потребовал от Хмельницкого наказать виновных. Богдан, чтобы показать своё усердие и покорность, приказал казнить Мозыру.

«Поверьте, гетман, — писал Богдан Калиновскому, — я всеми силами пекусь о спокойствии, в доказательство же моей готовности быть верным слугою Речи Посполитой я желаю сам, чтобы виновные были преданы смертной казни».[22]

По воле гетмана Запорожского Богдана Хмельницкого по всей Украйне рубили головы, вешали, сажали на кол. Оказавшись между «молотом и наковальней», между поляками и Хмельницким, люди бросали насиженные места и уходили, чтобы найти себе приют в чужой стране. Сжигали свои дома и имущество, и всё, что не могли унести с собой, и бежали в московские пределы. В незаселённых ещё степях в короткое время возникли новые города и слободы: Ахтырка, Сумы, Харьков, Изюм, Белополье. Уже давно отправил Богдан в Турцию полковника Кропивницкого Деджелея в качестве посла. Деджелей воинским мастерством не блистал, но в дипломатических делах отличался. Хмельницкому для борьбы с поляками позарез нужны были татары, находившиеся в вассальной зависимости от Великой Порты. Посол казацкий поначалу плохо был принят в Турции. Визирь султанский сказал ему:

— Вы изменили своим панам и своей вере, измените и нам.

Но недаром славился Деджелей дипломатическим искусством убеждать. Он ответил визирю:

— Мы у ляхов терпели неволю более чем у вас пленники на галерах. Просим только дать нам татар, а мы будем платить вам дань, и будем давать вам пленников, сколько потребуете, и против каждого вашего неприятеля посылать десять тысяч войска. В залог же мы отдаём вам город Каменец.

Это выгодное предложение — сделать запорожцев своими данниками, соблазнило турок, и они прислали посла с договором.

Богдан, вооружившись лупою, внимательно изучал тринадцать статей этого договора, уже переведённого на польский язык. Казакам дозволялось свободное плавание по Чёрному и Белому морям, свободное захождение во все порты и города. Султан турецкий гарантировал защиту купцов казацких и вольных людей и обязывал своего наместника в портовом казацком городе выдавать паспорта стоимостью не более червонца. И множество других выгодных для казаков условий, в том числе и возможность заложить новые города-порты на Днепре ниже порогов до Буга.

Богдан понимал, что этот замечательный договор открывает огромные возможности для создания собственного государства, для превращения Украины в цветущий край под управлением гетманов, благодаря обширности территории и естественным богатствам. Но он совсем не собирался придерживаться этого договора. Основная задача Хмельницкого в заигрывании с турками — выпросить татар, без которых в одиночку он не смог бы одолеть поляков, была выполнена. Сам он не искал никакой независимости. Стать богатым и влиятельным шляхтичем в Речи Посполитой — к достижению лишь этой цели он и стремился. Однако чем дольше шла война, тем более зрело понимание, что мира с поляками уже не будет никогда, да и одолеть их без союза с влиятельным государством не представляется возможным.

В дверь постучали, в проёме показался Выговский.

— Можно, батька?

— Заходи, Иван, как раз, вовремя. Посмотри, какой расклад, — Хмельницкий склонился над картой, — у московского царя договор с Польшей о вечном мире, как ни прошу я его нам помочь, он пока не соглашается. Если нам поможет, то ему надо идти против Польши. Сейчас новая война с речью Посполитой ожидается, а ну, как Московия с Польшей против нас соединятся?

Выговский открыл папку с бумагами и вытащил из неё лист.

— А ты вспомни, батька, какие речи послам московским после Зборовского мира говорил, когда мы силу набрали: «Ездите вы, для лазутчества, и скоро ожидайте нас в гости под Путивль. Иду я войною на ваше государство Московское. Вы вот о пасеках хлопочете, а я все города московские и саму Москву сломаю».

И даже самому Алексею Михайловичу угрожал: «И кто на Москве сидит, и тот от меня не отсидится». Как же после этого помощь просить?

— Да когда это было, уже после того ему письмо милостивое написал, что я, мол со всем запорожским войском всей душою рад служить православному государю и не только польские и литовские города отдам Москве, но даже Константинополь и другие города до самого Иерусалима очищу и подведу под высокую государеву руку.

— А вот когда надо было послам московским выдать самозванца Тимошку Акундинова, сказавшегося сыном царя Василия князем Шуйским, ты не исполнил просьбы их.

— Не мог я чести казацкой уронить и выдать свободного человека, бежавшего от государства. Да у нас половина таких. Что бы обо мне казаки подумали?

— Неужто, Богдан, ты считаешь, что Дума боярская серьёзно в твои невыполнимые заявления о завоевании Стамбула и Иерусалима для Москвы поверила? Она только более настороженно стала относиться к тебе, решив, что ты Москву в войну с ляхами втягиваешь.

— Оно неплохо бы, если б так было.