Хоббит, или Туда и обратно

Далеко, под туманом и холодом гор,
Где стоят бастионы средь впадин и нор,
Мы должны быть в пути, когда смениться день,
Чтобы выискать золота бледную тень.
Гномы древние клали заклятий клубки,
Пока молоты били, звуча, как звонки,
Глубоко, там где темные трепетно спят,
Где над залами вниз водопады летят.
Здесь для эльфов владыки и для короля,
Золотых украшений пылает заря,
Все они, торжествуя в объятье луча,
Прячут камни в резной рукояти меча.
В серебре ожерелий запляшут они,
Увенчают короны, как пламя звезды,
Как драконий огонь, что нанизан на шнур,
Они выхватят свет от светила и лун,
Далеко, под туманом и холодом гор,
Где стоят бастионы средь впадин и нор,
Мы должны быть в пути, когда смениться день,
Чтоб узреть позабытого золота тень.
Там и кубков и арф золотая резьба,
И никому не проникнуть сюда,
Все это долго в подгорье лежит,
Слог многих песен на кладом дрожит,
Но не услышит мотивы вовек,
Ни светлый эльф, ни лихой человек.
Сосны колышатся на высоте,
Ветер рыдает в ночной темноте,
Красен огонь был и пламя крыла,
Мчались по древам, как факела.
Вдруг колокольчик в долине запел,
Сонм бледных лиц людских в небо глядел,
Злобный дракон, свирепей, чем пожар,
Башни палил и жилища сжинал.
Курилась гора под присмотром луны,
И гномы услышали поступь беды,
Оставили залы в смятении свои,
И ринулись вниз, под сияньем луны.
Далеко, под туманом и теменью гор,
Где стоят бастионы средь матовых нор,
Мы должны быть в пути, путь держа на закат,
Чтоб отбить свои арфы и золота клад.

И как они пели, хоббит чувствовал очарование прекрасных вещей, сделанных руками, хитростью или магией, пронизывающими их, сильной и страстной любви, пламенного желания сердец гномов. В это время в нем проснулось наследие Туков и он захотел пойти и посмотреть высокие горы, услышать шепот сосен и водопадов, исследовать пещеры, неся в руке меч, а не тросточку. Он выглянул в окно. Звезды проявились в черном небе над кронами деревьев. Он сопоставил их с драгоценными камнями гномов, сияющими в темных пещерах. Внезапно, в роще за рекой, вверх взметнулось пламя, словно бы кто-то устроил пожар и он подумал, что на его Холм устремляются драконы и поджигают его. Он задрожал и очень быстро снова стал мистером Беггинсом из Бег-энда под Холмом.

Его охватил трепет. Он задействовал менее половины мозга на то, чтобы принести лампу и больше половины, чтобы притворившись, пойти и спрятаться за бочонками пива в кладовке и не вылезать до тех пор, пока гномы не исчезнут.

Неожиданно он осознал, что музыка стихла и все смотрят на него глазами, ярко горящими во мраке.

-Куда ты собрался? – спросил Форин, тоном, по которому можно было судить, что тот прочитал обе половинки его мозга.

-Как насчет привнести немного света? – поинтересовался Бильбо извиняющимся голосом.

-Мы любим темноту, - объявили гномы. – Темнота – для темных дел! У нас много времени до наступления рассвета.

-Конечно! – откликнулся Бильбо и поспешно сел. Он потерял стул и сел прямо на буфер, постукивая по зольнику и совку.

-Тихо! – вмешался Гендальф. –Пусть Форин говорит. И Форин начал.

-Гендальф, гномы и мистер Беггинс! Мы вместе в доме нашего друга и друга заговорщиков, этого крайне замечательного и смелого хоббита – пусть волосы с его ступней никогда не опадут, и все мы благодарны за его вино и эль! – он сделал паузу для вдоха и вежливого ответа хоббита; но комплименты были совершенно потеряны для несчастного хоббита, который разевал рот для протеста, ибо он возражал против «смелого» и еще хуже против друга всех заговорщиков, хотя и не издал ни звука, будучи в крайнем замешательстве. Форин продолжил: