– Все давно к этому шло, – заявила я, стараясь не выдать своего волнения. – Гектор, равно как и его предшественники, предпочитал прятать голову в песок, но ведь мы с вами знаем, что революция – наш единственный шанс. Сайен просто прикрывается Пейдж Махоуни: сделал козла отпущения из меня, да и из вас тоже. Они боятся нас. Боятся мощи Синдиката, боятся последствий, которые возникнут, если мы вдруг объединимся. Вот почему возник «Экстрасенс». Вот почему мы сейчас здесь. Если военное положение не отменят, то армии выдадут новые, портативные сканеры, и солдаты не успокоятся, пока не устранят нас всех до единого. Хотите выжить? Тогда боритесь! – Я кивнула наверх. – Сайен намерен объявить нам войну. Предлагаю отплатить им той же монетой.
Похоже, мне удалось достучаться до слушателей. Кое-где раздались аплодисменты.
– Воевать с Сайеном в такую погоду? – мерцая моноклем, возмутился Языческий Философ. – Потусторонний совет – это административный орган, курирующий преступную деятельность достойных ясновидцев. Объявлять войну не в наших полномочиях.
Очевидно, Гектор обладал незаурядной выдержкой, если не прикончил их всех.
– Нам объявили войну в тот день, когда первых ясновидцев отправили на виселицу. – Я возвысила голос. – Нам объявили войну, когда у кладбищенских ворот пролилась первая кровь! – (Бурные овации.) – Вы, ясновидцы Лондона, незыблемая его часть, вас не сломить! Мы вернем себе улицы! Отвоюем свободу! Нас превратили в воров, так пора украсть то, что принадлежит нам по праву!
Не знаю, откуда брались слова. Повсюду слышались одобрительные возгласы. Подбадривающие выкрики.
– Осади коней, ирландка! – перебил Проныра, и толпа разом смолкла. – Мы не записывались в солдаты.
– Говори за себя, – пробубнил О’Гоблин.
– Джимми, протрезвей или захлопнись! – отрезала я. Вокруг захихикали. О’Гоблин издал короткий смешок и смущенно потупился. – Не спорю, нелегко воевать с целой армией, но ведь у нас есть эфир. С его помощью мы выиграем войну и вернемся на поверхность. Природа наградила нас величайшим даром – ясновидением. Рантаны показали, как применять его против невидцев. Настало время раскрыть свой потенциал. Довериться источнику потаенного знания, что связывает нас воедино. Стань Белый Сборщик владыкой, он все равно заставил бы вас воевать. Но воевать не за свободу, а на благо архонта. Вы бы уцелели, но какой ценой?
– Чушь, – фыркнул Проныра. – Сборщик непременно бы выкрутился.
– Придержи язык, Проныра. – Я состроила кровожадную гримасу. – Именно ты помогал Молчащему Колоколу спалить склеп Юдифи, и, если мне не изменяет память, твой главарь мимов активно поставлял товар на серый рынок. Надеюсь, ты не разделяешь его взглядов?
Проныра хотел было возразить, но Светляк ухватил его за ухо.
– Обращайся к темной владычице с почтением, иначе лишишься зубов.
– Ты нам не указ, – заявил Паромщик, седой жилистый прорицатель, до сих пор знакомый мне только внешне. – Ты не изведала всех тягот, девочка. Седьмой касте не понять, каково это – шарахаться от «Экстрасенса». Ты выросла в семье сайенского врача, а затем попала под крыло богатого повелителя мимов, которого предала ради короны. Назови хотя бы одну причину воевать за тебя. Все беды обрушились на нас по твоей милости.
Энтузиазма у присутствующих явно поубавилось. Я тщетно выискивала контраргументы: с тем же успехом можно носить воду решетом на пожаре.
– Оставьте ее в покое, – прорычал Том.
– Девчонка красиво излагает, не спорю, но пусть проведет денек в канаве, тогда и поговорим. Из Ирландии она сбежала, едва лишь…
– Довольно! Никто не просит вас сражаться за меня. Я лишь прошу дождаться моего возвращения. А после быть готовыми защищать то, что принадлежит вам. – Я расхаживала взад-вперед, заглядывая людям в глаза. – Встав во главе Синдиката, я рассчитывала увидеть в вас стержень. Непреодолимое стремление вперед, издавна питавшее наш темный мир. Это стремление горело во взгляде каждого побирушки, карманника, подельника, главаря мимов. Годы репрессий не смогли потушить этот огонь, огонь, что давал нам силы для борьбы против империи, жаждущей искоренить само понятие «ясновидец». За сотню лет существования Синдиката нам приходилось действовать исподтишка, но всякий наш шаг олицетворял собой акт неповиновения – не важно, пытались ли мы обратить свой талант в деньги, отстаивали право на жизнь или искали процветания. А теперь скажите: куда подевалось это стремление?
В ответ – тишина.
– Вы всегда знали себе цену. Знали, что мир кое-чем вам обязан, и намеревались взять свое любой ценой. Так возьмите же. Берите сколько влезет. – (Аплодисменты. Джимми рубанул кулаком по воздуху.) – Я не позволю нам капитулировать. Да, сегодня над нами сгустились тучи. Но завтра вновь воссияет солнце!
Толпа откликнулась восторженным ревом. Грош хоть и не присоединился к хору голосов, зато аплодировал каждой моей реплике. Среди всеобщей кутерьмы мало кто заметил, как Паромщик сплюнул на бетонный пол:
– Не хватало еще сложить голову ради какой-то ирландки! – Отвесив издевательский поклон, он двинулся к выходу.