Крохотные (мои!) детские ручонки теребят девушку. Надрывный всхлип. Кайли, очнись! Пожалуйста, очнись!
Повсюду брошенные ирландские флаги. Приятель Финна поднимает руки.
«Прекратите, – умоляет он. – Она не вооружена!»
Он тоже безоружен. Пуля убивает его наповал. Всякий адепт свободы таит в себе угрозу.
Паника. Непостижимая для девочки в силу ее юного возраста и вместе с тем неотвратимая, она бешеным зверем врывается в толпу, сметая все на своем пути. Взрослые напуганы не меньше детей. Давка. Потные тела стискивают малышку со всех сторон. Губы, искаженные криком, толкотня. Вопли о пощаде. Тычки. Девочка падает. Бронзовая статуя блестит на солнце. Скорее, добраться до памятника Молли Мэллоун. Спрятаться. Затаиться под тележкой. Раз, два, три. По щекам текут слезы. «Тебе не скрыться, Пейдж. Выходи».
За побоищем наблюдает гигант с огненными глазами. Он замечает ребенка.
Мои веки судорожно дергались. Внутри, напротив, все словно окаменело. Страж опустился на колени в жидкую грязь и стиснул мои плечи.
В луже крови валяется забытая игрушка. Скитания по улицам смерти, мимо моста. Безликий солдат. Бегство. Пустота. Тетя Сандра находит уже не девочку, а куклу – с душой опустошенной, выжженной до пепла.
Цветы на похоронах возлюбленных, гробы утопают в букетах. Одна домовина пуста. Они мечтали упокоиться под сенью дерева. Только из уважения к памяти покойных отец скрепя сердце соглашается взять девочку на церемонию прощания с тем, кто додумался потащить ребенка на бойню. Откуда она вернулась вся окровавленная, бессловесная и с тех пор постоянно рисует в тетрадках чудовищ. Родственники поют песню, гимн того дня – песню о Молли Мэллоун и ее призраке. У могилы девочка впервые нарушает обет молчания.
Страж обхватил мое лицо ладонями. Торговец сном затаился где-то в темных лабиринтах воспоминаний.
Вихрь. Меня затягивало в водоворот памяти. Все глубже и глубже, в пучину десятилетий.
Девочка произносит по слогам: «Мар-ни, Мар-ни». Заевшая пластинка. Непонятное слово. Точно и не имя. Во всяком случае, не ее. Настанет день, и она явит обидчикам огонь, который испепеляет ее изнутри, наполняя душу ненавистью. Настанет день, и она сокрушит врагов.
Обрывки воспоминаний, калейдоскоп оттенков. Крохи сознания вырвали меня из пучины прошлого. Хватит! Собрав волю в кулак, я стряхнула себя оцепенение, навеянное Стражем, и принялась барахтаться против течения. Золотая пуповина вспыхнула огнем, и…
Все погрузилось во мрак…
По камням струится прозрачный ручей. Безмятежная гладь без отражения, крутой обрыв, дно, устланное отборным жемчугом.
Ничто не вечно. Жизнь бесконечна.
Облачный лес. Портал. Инстинкт ведет его туда. Сгущаются сумерки – синий час, время загробного мира. Безвременье.
Очертания исполинских деревьев в тумане.
Амарант. Раскол в рядах еще не наступил. Завесы между мирами.
Ничто здесь не живет, и ничто не умирает.
Незнакомка. Кружится в танце. Не родственница, но родственная душа. Темные волосы струятся по сарксу. Слияние лабиринтов. Ее прикосновение, аромат в воде. Ее имя, неподвластное языку падших, – музыка на его губах. С началом войны их нарекут Тирабелл и Арктур.
За завесой спят смертные. На финальном отрезке жизненного пути их поджидает рефаим, где не ведают боли и недугов. Потерянные недосоздания. Скитания в поисках места, где угасающее солнце дарует сон, где царит вечный голод, а разверстая твердь жаждет плоти…