Ход королевой

Было бы куда проще, если бы моей целью было убийство: прицелилась бы ей промеж лопаток, и дело с концом.

Она колеблется.

Нет, надо взять ее живой и заставить заплатить за все причиненные мне страдания.

Я сгною ее в одной из наших тюрем, сохранившихся со сталинских времен. Сталин был мастером применять тотальную изоляцию узников. Они у него не только ничего не видели, не слышали и не нюхали, их еще и сна лишали, чтобы сделать податливее.

Она понемногу настигает беглянку.

Скоро я ее догоню, возьму в плен, запру в камере и заставлю мучиться. Но условия заключения будут учитывать ее особенности. Кажется, она не выносит присутствие других людей. Это наводит на интересную мысль… Я запихну ее в тесную камеру, набитую заключенными. Десяток душ в камере площадью десять квадратных метров, койки одна над другой. Теснота, от которой некуда деться. Для красоты картины я подсажу ее к мужчинам, уголовникам, чеченцам. Эти сумеют ее обломать, по этой части они большие умельцы.

Расстояние между ними неуклонно сокращается.

Никуда не денешься, моя беглая королева! Готовься к знакомству с нашей тюрьмой строгого режима.

Она тщательно целится, в этот раз с мыслью попасть американке в другую ногу. Но целиться приходится слишком долго. Моника оглядывается и стреляет. Пуля задевает щеку мотоциклистки и оставляет кровавую царапину на ее скуле.

Николь трогает пострадавшее место.

Повезло, это даже не рана, кость цела, кожа не в счет, останется шрам, велика важность!

Погоня по крутым тропам Панджшерских гор продолжается. Мотоцикл гонится за лошадью. Техника против животного.

Николь посещает новая мысль. Она целится уже не в саму Монику, а в ее лошадь, более крупную мишень. Она уже готова нажать на курок, но всадница внезапно сворачивает в сторону и исчезает в пещере.

Вот ты и попалась.

Николь не сомневается, что загонит Монику в тупик, но, к ее огромному удивлению, пещера оказывается воротами тоннеля, освещенного гирляндами электрических лампочек.

Тоннель, прорытый моджахедами.

Коридор достаточно широк, чтобы скакать по нему верхом, и длинен, чтобы лошадь не приходилось придерживать.

Николь включает фару своего мотоцикла и прибавляет газу.

Всадница резко поворачивает влево. Достигнув развилки, Николь уже не видит лошадь, осталось только облачко пыли, оно и указывает, куда ей повернуть. Следующая развилка – полноценный перекресток, вариантов дальнейшего движения целых четыре. Под колесами мотоцикла теперь камень вместо песка, возможности ориентироваться по облаку пыли или по следам конских копыт больше нет.

Куда ехать?

Николь О’Коннор тормозит, глушит мотор и прислушивается. Ей кажется, что слабый стук копыт доносится справа, туда она и сворачивает. Стук копыт впереди становится все отчетливее.

Туда!

Внезапно воцаряется полная тишина.

Не иначе, забилась в какую-то щель.

Николь опять глушит двигатель, слезает с мотоцикла, перезаряжает свой «макаров» и крадется по тоннелю на своих двоих.

Вот и лошадь, навьюченная ящиком со «Стингером». Но всадницы след простыл. Николь переступает через пятна крови.

Она где-то рядом, приготовилась наброситься на меня из темноты.

Николь продолжает красться, ориентируясь по каплям крови на камнях. Потом останавливается и прислушивается. До ее слуха доносится прерывистое дыхание.

Она идет на этот звук. Капель крови на камнях все больше. Под ногами опять песок, на нем свежие отпечатки подошв.

Попалась, моя овечка! Подкрался волк, чтобы тебя задрать.

Моника поджидает ее в каменном «кармане», стоит там с перекошенным от боли лицом, зажимая ладонью рану на правом бедре. В другой ее руке ходит ходуном револьвер.

Если бы у нее остались патроны, она бы уже в меня выстрелила.