Читаем Ходи прямо, хлопец полностью

С одной просеки пахнуло крепко настоянным сенным духом. Андрей остановился и глубоко вдохнул этот удивительный запах. «Хорошо, что я сюда приехал!» — вдруг подумал он. Ему тут нравилось, было легко и беззаботно. В поезде Андрей еще вспоминал какие-то детали вчерашнего боя, а сейчас забыл обо всем — и о том, что было вчера, и о завтрашних заботах. Он шел себе и шел, аллеи выводили его на зеленые лужайки, от них разбегались тропки, которые вели к безмолвным прудам с зеленой ряской у берегов.

У одного прудочка с темной водой сидела девушка в белой детской панамке. Перед ней прямо на земле стоял раскрытый этюдник. И она сидела на земле, сложив калачиком ноги в серых брючках.

— Здравствуйте, Белая шапочка, — сказал Дугин.

Он подошел так, что девушка должна бы его увидеть, но она не видела и, только услышав голос, подняла голову. Глаза у нее были мокрые, и по щекам текли слезы.

— Вас кто-то обидел? — спросил Андрей.

Девушка ладошками вытерла щеки, вздохнула и ответила:

— Никто меня не обижал.

— Но вы плакали?

— Это я так, от собственной бездарности.

— У вас что-нибудь не получается?

— Ничего у меня не получается.

Девушка была круглолицая, сероглазая, из-под шапочки выбивались каштановые волосы. Ей можно было дать и восемнадцать и двадцать пять.

— Можно взглянуть? — кивнул Андрей на этюдник.

— Взгляните.

Девушка встала, а Дугин присел на корточки возле этюдника. На нем стояла акварелька — кусочек пруда с отраженными в воде березками. Очень живо, с настроением написано. Андрей не был знатоком живописи, но, как и многие, полагал, что имеет право высказываться категорически по поводу того, что видел.

— Вы знаете, хорошо, — сказал Дугин, выпрямляясь. — Напрасно вы себя этак… бичевали.

Рядом с Андреем девушка выглядела маленькой ее макушка в белой шапочке едва доставала ему до плеча.

— Я не про это, — сказала девушка, показывая на акварель, — это так просто. У меня дипломная работа не получается.

— А вы где учитесь?

— В институте Репина.

— Художница?

— Ага, — кивнула девушка.

— Может быть, вам только кажется, что не получается? Вы показывали кому-нибудь?

— Может быть, и кажется, — согласилась девушка. — Только художник должен быть уверенным, сильным, а я все сомневаюсь, сомневаюсь…

— А кто не сомневается? Только самоуверенные дураки ни в чем не сомневаются.

— С вами тоже так бывало? Вы художник?

Сейчас ей можно было дать шестнадцать, до того доверчиво и наивно смотрели ее серые глаза. И пожалуй, были они сейчас не серыми, а синими.

— Я не художник, — ответил Андрей, — но и со мной такое бывало.

Конечно же, ему вспомнилось прежде всего, как он в пятьдесят восьмом проиграл на первенстве зоны Шаповалову. Сильно проиграл. И потом два месяца не являлся в боксерский зал, решив, что он туп, слаб и среди приличных боксеров делать ему нечего. Иванцов разыскал его и почти насильно приволок на занятие. Андрей на всю жизнь, наверное, запомнил горькое, унизительное чувство своей бездарности, которое не так-то просто преодолеть.

— Вы только духом не падайте. Это самое последнее дело — пасть духом, — внушал Андрей. Ему стало жаль эту девушку и хотелось помочь ей. — Со мной один раз тоже вот так было, я решил — никогда больше выступать не буду…

— Вы артист?

— Нет, я спортсмен. Вообще-то я студент, учусь в политехническом, ну и спортом занимаюсь. Так вот, думал: все, перчатки больше никогда не надену…

— Какие перчатки?

— Боксерские.

— Вы боксер?

— Да. А вы бокс не любите?

— Н-не знаю, я никогда не ходила на бокс.

— Сходите, не пожалеете. Кстати, сейчас в Ленинграде интересные соревнования — командное первенство страны. Завтра приходите, я вам пропуск достану.

— Н-не знаю, завтра, наверное, не смогу.

Дугину показалось, что ни доверия, ни той расположенности, которые были вначале, сейчас в ней уже нет, девушка замкнулась и отдалилась. «После того, как узнала, что я боксер», — подумал Андрей. И решил, что зря тратит время с этой не то сероглазой, не то синеглазой девчонкой.

— Раз не сможете, значит, не сможете, — сказал он. — Извините, что помешал вам.

— Вы не помешали: я все равно уже не писала.

— Всего хорошего, «Белая шапочка» — Андрей поклонился, собираясь уйти.

— А вы кто, — вдруг спросила девушка, — Добрый дровосек или Серый волк?

Андрей не ожидал такого поворота и не сразу нашелся с ответом. А Белая шапочка смотрела на него прямо и улыбалась.

— Я Серый волк, — сказал наконец Андрей, — пойду съем вашу бабушку, а потом примусь за вас.

— Вы меня пугаете, — глаза у Белой шапочки стали определенно синими, — тут неподалеку в самом деле живет моя бабушка, и я не хочу, чтобы вы ее съели.

— Ничего не могу поделать, — серьезно сказал Андрей, — серые волки обязательно едят бабушек — это их любимое лакомство.

— Как же быть? Я так привязана к своей бабушке, что готова ради нее на любые жертвы, даже пойти завтра на бокс. Вы пощадите мою бабушку, если я завтра пойду на бокс?

— Ладно, — сказал Андрей, — раз такое дело, я могу отказаться от любимого лакомства. И даже могу обернуться добрым дровосеком и понести ваш этюдник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза