Затем сечение довольно усердно применяется в Орле (губернатор недавно переведен из Нижнего Новгорода, где он был вице-губернатором). В «Орловских губернских ведомостях» объявлены приказы, из которых видно, что крестьянин Ливенского уезда Иона Степанов Шутов и запасный рядовой Мценского уезда Тимофей Демин подвергнуты «строгому телесному наказанию» 4 августа… Как видите, здесь не определено даже число ударов и краткая формула «строгое наказание» так и отзывается не просто добрыми старыми, а добрейшими старейшими временами, когда постановлялось просто: «бить батоги нещадно». Дальше тому же наказанию подвергнут уже мещанин Бодров за то, что позволил себе сорвать вывешенное на дворе мещанина Петрищева объявление губернского правления, при чем дерзко глумился над составителями объявления и над санитарными мерами. За таковые деяния Бодров получил 50 ударов. Интересен еще приказ (в № 237 «Орловских губернских ведомостей»), которым крестьянин Болховского уезда Филипп Горыльников, заключенный предварительно в тюрьму, предавался затем суду «по 37-й ст. устава о наказ., налагаемых мировыми судьями».
А вот еще известие, напечатанное в «Орловском вестнике», которое мы, впрочем, заимствуем из «Киевского слова» (8 сентября, № 1670): «Два болховские купца, живущие в уезде, – Захаров и Сидоров – подвергнуты местным земским начальником, за неисполнение санитарных требований, довольно чувствительным наказаниям». Что значат «довольно чувствительные наказания», которым купцов счел себя вправе подвергнуть г-н земский начальник, – это старается пояснить «Киевское слово», прибавляя от себя, что «Сидоров и Сидорова коза в известном смысле достигли равенства»… Остроумие, надо сказать, довольно печального свойства. Однако неужто в самом деле дошло уже до этого? Да, поневоле придется сказать в этом случае, что сила подражания велика… Что же касается силы закона, то о ней никак нельзя сказать того же.
В Киеве меры, принимаемые против «слухов и толков», хотя тоже были довольно суровы, но, по-видимому, отличались несколько большим спокойствием и однообразием и не выходили из пределов, отведенных положением усиленной охраны. По городам и селам Киевской губернии расклеено обязательное постановление, по которому «за распространение злонамеренных слухов о мероприятиях власти и санитарных учреждений по предупреждению и пресечению холерной эпидемии, гласное осуждение действий тех же властей, оказание им явного неуважения или сопротивления, а также за выражение угроз, хотя бы заочно, по отношению к лицам, облеченным обязанностью служить делу помощи, виновные подвергаются аресту до 3 мес.» («Одесские новости», № 2380).
В «Киевском слове» (№ 1667 и 1673) встречаем приказы киевского губернатора, которыми крестьяне Слупский, Панасюк и Ковальчук («приведшие в большое смущение женщин села Юрконец»), мещанин Остапцов, отст. солдат Яков Кривуля, крестьяне Зайченко, Костенко, Тыртычный, Макаренко, Дахно, Черный и Науменко приговорены в разное время к аресту на различные сроки, в общей сложности составляющие сумму в 21 месяц (по 53 дня на человека).
Такие же меры применялись в Казани.
В «Екатеринославских губернск. ведомостях» встречаем распоряжение о высылке этапным порядком на родину крестьянина Тверской губернии Трофимова, а из «Саратовского дневника» (№ 192) узнаем, что «нескольким лицам предложено оставить Астрахань». Вероятно, в связи с этим находится краткое и несколько загадочное сообщение «Астраханского листка» (3 сентября, № 191) следующего содержания:
«Постановлением губернского правления от 27 августа купец Н. И. Артемьев имеет быть подвергнут административной высылке в Енотаевск на неопределенный срок». И далее, «вследствие отношения г-на начальника губернии г-ну городскому голове, купец Н. И. Артемьев устранен от участия в заседаниях думы». Как причины высылки, так и вопрос, от кого исходит это распоряжение, в газетах остались невыясненными.
Этим, без сомнения, далеко не полным перечнем мы закончим обозрение административных мер, направленных к прекращению ходивших в народе толков и слухов в течение последних недель. Слухи эти проникали всюду. Надо думать, однако, что в других местах к ним относились спокойнее и считали достаточными более простые и более законные меры обычного времени… И, наверное, с не меньшим успехом…
Нужно отметить, однако, и другую сторону деятельности той же нижегородской администрации.
В том же номере нижегородской газеты, где помещен приказ об отдаче Китаева в барак, в невольные санитары, мы читаем другое официальное обращение к населению, отмеченное иным характером: «Для чего построены бараки и холерные больницы». Повторив вкратце указания на приемы первоначальной помощи заболевшим на дому и на необходимость тотчас же обратиться к врачу, г-н нижегородский губернатор продолжает: