Холера в России. Воспоминания очевидца

Оставалась еще для правильной оценки событий газетная гласность. Газеты, правда, дали немало материала для будущей истории этого периода. Было даже одно короткое время, когда казалось, что местные газеты скажут все об этом замечательном и мрачном эпизоде и что после этого останется только подвести для всех очевидные итоги. Дело в том, что между Астраханью и Баку начались некоторые взаимные счеты по вопросу – кто повинен в «незадержании» холеры… Врачебный инспектор Краевич заявил категорически, что г. Баку не исполнил своего долга перед отечеством и пропускал персидские суда без обсервации. И это было напечатано в астраханских газетах⁶⁵. Тогда и в бакинском органе с благословения цензуры стали появляться заметки, разоблачавшие некоторые стороны из деятельности администрации астраханской. Благодаря таким благоприятным для гласности обстоятельствам, которыми судьба изредка балует провинциальные органы, картина начинала понемногу выясняться, и, может быть, выяснилась бы до конца совершенная непригодность чиновничьей гегемонии в таких вопросах, если бы это цензурное междоусобие не было прекращено на половине.

И когда после этого я, в качестве скромного бытописателя провинциальной жизни, сделал попытку свести (в «Русской мысли») в одну картину весь этот (цензурный) материал, – то московская цензура, как уже сказано, вырезала мою статью из журнала.

Вероятно, такая же участь постигла немало других статей о том же предмете, и после этого ничто уже не могло нарушить общего оптимистического колорита губернаторских самооценок. Общество, конечно, знало их действительную стоимость, но когда подошло время «административных» итогов, то все Поволжье с удивлением узнало о… многочисленных наградах

Награждены с одинаковой благосклонностью и бакинский губернатор г-н Рогге, которого Астрахань обвиняла в небрежении интересами отечества, и астраханский г-н Тевяшев, устроивший трагедию на «Девяти футах», и саратовский кн. Мещерский, которого не могли разыскать в городе в самую критическую минуту, когда требовались его распоряжения… И, в конце концов, образцовая кампания 1892 года была возведена в систему – в виде устава 11 августа 1903 года, отдавшего дело борьбы с эпидемиями в руки администрации… Родился он, как мы видели, на «Девятифутовом рейде», под «стоны и проклятия» задержанных для обсервации голодавших людей, окреп вместе с холерной легендой под крики озверелой толпы, убивавшей врачей, и окончательно отдал обывателя и его представителей в распоряжение «административных комиссий»…

Доктор Арустамов награжден не был. Даже, кажется, наоборот… Так, по крайней мере, можно заключить из отчета о любопытным заседании астраханского общества врачей (10 сент. 1902 г.), на котором доктору Арустамову пришлось оправдываться против обвинений г-на Краевича, будто это он пропустил холеру в Астрахань, хотя имел в своем распоряжении двух фельдшеров, повара и акушерку. Когда во время прений выяснилась вся поразительная история девятифутовой обсервации, то г-на Краевича и тут не оставила бюрократическая самоуверенность. Виновата все-таки не администрация… Со стороны астраханской администрации, по его словам, вся эта борьба была лишь «результатом человеколюбия», так как она могла бы в это дело и не вмешиваться. Что же касается до инструкций, данных доктору Арустамову, то, по словам г-на Краевича, он их просто не понял: администрация имела в виду пункт только «обсервационный», а в результате он оказался «карантинным». На вопросы изумленных врачей, какая разница этих двух терминов и что, в сущности, должен был делать доктор Арустамов, если бы правильно понял инструкцию, – г-н Краевич ответил, не обинуясь, что он должен был снимать больных, а пароходы отправлять обратно в Баку для тщательной дезинфекции⁶⁶.

В этой замечательной программе, очевидно, оживали традиции дореформенных становых, взаимно перебрасывавших мертвые тела через границу своих станов. Но так как и бакинское начальство могло стать на ту же точку зрения (пароходы из Баку вышли официально благополучными), то в воображении невольно встает совершенно фантастическая картина: если бы доктор Арустамов правильно понял мудрую инструкцию, то в водах Каспия между Баку и «Девятифутовым рейдом» появилась бы целая флотилия легендарного Летучего Голландца, осужденная во имя инструкции на бесконечную изоляцию в открытом море. И все те сцены Дантова ада, которые описал доктор Арустамов, хотя и происходили бы в еще более сильной степени, но зато… это было бы за пределами Астраханской губернии, на нейтральном морском просторе…

Может быть, это и было бы настоящим торжеством обсервации, изоляции и дезинфекции, так как через некоторое время оставалось бы только потопить или сжечь бесприютные суда, на которых болезнь прекратилась бы «за отсутствием материала»…

VII

В августе 1892 года эпидемия начала стихать.