Однажды Холли сидела за столом, очень похожим на этот, в доме своих родителей на Бонд-Стрит в Цинцинатти, заполняя документы для поступления в учебные заведения: в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, в Университет Нью-Йорка, в Дюк. Это был выбор её мечты, стоящий каждого цента вступительных взносов. Места, далёкие от школы Уолнат-Хиллз, в которых никто не знал её прозвища Буба-Буба. Вдали от матери, отца и дяди Генри тоже.
Конечно, её не приняли ни в одно из них. Её оценки были посредственными, а результаты отборочного теста – ужасными. Возможно, потому, что в день сдачи теста сверху Холли донимала мигрень, а снизу менструальные спазмы – и то, и другое, вероятно, вызванное стрессом. Благосклонным к ней оказался лишь Университет Юты, что не удивительно. Поступить туда – всё равно что выбить питчера в бейсбольном матче. Но даже от Университета Юты не поступило предложения о стипендии.
В конце концов Холли устроилась на работу в «Митчелл Файн Хоумс энд Эстейтс» и посещала вечерние занятия в местном колледже. В основном по информатике, хотя пару раз Холли заглядывала на занятия по английскому. Всё шло довольно хорошо – она часто была несчастна, но смирилась с этим, как люди смиряются с родимым пятном или косолапием, – пока Фрэнк Митчелл, младший сын босса, не начал донимать Холли.
– Лапал меня за всякое! – жалуется Холли пустой кухне. – Преследовал меня! Хотел трахнуть!
Когда она рассказала матери кое-что из того, что происходило в офисе, Шарлотта посоветовала Холли отшутиться. Мужчины есть мужчины, сказала она, они идут по жизни, ведомые своими членами, и они никогда не меняются. Сталкиваться с ними неприятно, но это часть жизни, нужно принимать горькую пилюлю вместе со сладкой, это нельзя исправить, нужно перетерпеть, и так далее, и тому подобное.
В чем Холли не призналась ей, так это в том, что она почти сдалась, почти дала пучеглазому, с рыбьим лицом сынку кое-кого то, чего он добивался.
Они вошли в его кабинет, и Младший начал расстёгивать её блузку. Первая пуговица… вторая… третья… А потом она дала ему пощёчину, настоящую смачную оплеуху, вложив в удар все силы, сбив с него очки и разбив ему губу до крови. Он назвал её бесполезной сукой и сказал, что может добиться её ареста за нападение. Собравшись с духом, о котором Холли и не подозревала, говоря холодным уверенным голосом, совсем не похожим на обычный (настолько тихий, что людям часто приходилось просить её повторить), она заявила Младшему, что если он вызовет полицию, она скажет им, что он пытался изнасиловать её. И что-то в его лице – какая-то инстинктивная гримаса – заставило её подумать, что полиция, вероятно, поверит именно ей, потому что Фрэнк-младший уже влипал в неприятности. Неприятности именно такого рода. Как бы то ни было, на этом всё и закончилось. По крайней мере, для него. Не для Холли, которая неделю спустя пришла пораньше, разгромила его офис, а потом сжалась в комок в своей ненавистной маленькой кабинке, положив голову на стол. Она бы заползла пол стол, но там не хватало места.
Последовал месяц в «лечебном центре» (на
4