Вырваться из цепких объятий Миликтрисы Никодимовны детективу Дубову удалось не так скоро – только часа в три пополудни. На сей раз он и не пытался что-то выведать у своей новой возлюбленной – становилось ясно, что она всего лишь посредница, поставляющая то ли клиентов, то ли исполнителей своим высокопоставленным хозяевам. С одним из таких Василию предстояло встретиться завтра утром, а нынешним вечером детектив надеялся устроить себе нечто вроде тайм-аута. Правда, до вечера нужно было сделать еще одно дело -пополнить «золотой запас», почти исчерпанный за два с половиной дня пребывания в Новой Мангазее. Так как «лягушачья» лавочка Данилы Ильича на базаре сгорела вместе с хозяином, то Василию пришлось идти в центр города, на Кузнецкий ряд, где в одном из торговых домов имелся отдел, торгующий лягушками и прочей живностью.
Торговый дом представлял собою роскошное здание, с фасада чем-то напоминавшее Зимний дворец в несколько уменьшенном виде. Внутри же оно скорее было похоже на Пассаж – такая же толчея среди мелких лавочек и магазинчиков, в живописном беспорядке расположенных вдоль многочисленных проходов.
Узнав от разбитного приказчика, где находится отдел живности, Дубов неспеша стал туда пробираться. Проходя мимо одной из лавок, где, в отличие от прочих, почти не было покупателей, Василий увидел, что там торгуют довольно своеобразным товаром – песочными часами различных форм и размеров. Так как у детектива в кармане бренчали несколько остатних монет, то он решил заглянуть в лавочку.
– Куплю какую-нибудь безделушку, будет сувенир для Наденьки, – сказал он сам себе.
Встав возле прилавка и разглядывая товар на полках, Василий почти машинально прислушался к разговору продавца и двух покупателей – похоже, все трое были давними знакомыми.
– Да, время идет, – говорил, задумчиво глядя на медленно сыпящийся песок, один из посетителей, пожилой человек в скромном синем кафтане, – и ничего не меняется.
– Как это ничего не меняется, Илья Матвеич? – возразила другая покупательница, цветущего вида дама в ярком платье. – Каждый день что-то меняется. Вот позавчера еще молочная лавка Сидора Поликарпыча процветала, вчера он разорился, а сегодня там уже ведрами и корытами торгуют, будто и не было никаких сыров да простокваш.
Продавец, еще довольно молодой парень в красной косоворотке, заискивающе-доверительно заметил:
– Между прочим, я имею верные известия, что дружина князя Григория перешла границу и вторглась в Кислоярское царство.
– Во как! – радостно откликнулась дама, а Илья Матвеич скорбно покачал головой:
– Ай-яй-яй, это добром не кончится… И что, они уже дошли до Царь-Города?
– Да нет, – чуть понизил голос продавец, – они встали в приграничной деревне и ждут, пока положение в столице созреет настолько, чтобы брать ее голыми руками. А начали с того, что в церкви конюшню устроили.
«Бедный отец Нифонт, – подумал Василий, – хорошо, что он этого не видел…»
– Глядишь, скоро и до нас доберется! – еще больше обрадовалась дама.
– Да что вы такое говорите, Дарья Алексевна! – возмутился Илья Матвеич.
– А что? – пожала полными плечами Дарья Алексевна. – Он же, князь Григорий то есть, пишет в своих воззваниях, что главная его забота -вернуть Мангазее положение вольного города.
– Да здравствует свободная Мангазея-с, – подобострастно вклинился в беседу продавец.
– Я не против независимости Мангазеи, но мне доподлинно известно, что из себя представляет князь Григорий, – грустно покачал головой Илья Матвеич. – И скажу вам одно: лучше уж зависимость от Царь-Города, чем такая, с позволения сказать, воля.
– Вы всегда так – ни во что честное и благородное не верите, -фыркнула Дарья Алексевна. – Но я просто убеждена, что князь Григорий наведет у нас порядок. А то на улицу после заката выйти невозможно…
Василий уже хотел было вмешаться в спор и высказать все, что он думает по поводу князя Григория, а также его честности и благородства, но удержался и, так и не сделав покупки, выскользнул из песочно-часовой лавки.
Со стороны Царь-Города по столбовой дороге шел мужичок с котомкой за плечами. Он что-то бормотал себе под нос – то ли напевал, то ли просто сам с собой разговаривал. И, видимо, так сильно был занят собственными мыслями, что даже не заметил, как оказался лицом к лицу с Петровичем и его душегубами.
– Ага! – радостно взвизгнул Соловей. – Попался!
– Кто? – удивленно спросил мужичок.
– Ты! – уже с легкой досадой отвечал Соловей.
– Я? – переспросил путник.
– А то кто же! – осклабился атаман.
– Что-то я не уверен, – с сомнением покачал головой мужичок.
– Зато я уверен! – топнул ножкой Соловей. – Я всегда и во всем уверен.
– Ну-ну, – снова покачал головой мужичок.
– Да, я такой! – гордо заявил атаман и даже привстал на цыпочки. -Потомственный лиходей и душегуб Соловей Петрович. Можете звать меня просто Петрович.
– Рад познакомиться, – спокойно отвечал мужичок. – Моя фамилия Каширский. Только мне, извините, Петрович, торопиться надо. Как-нибудь еще встретимся. – И мужичок, поправив котомку, пошел дальше по дороге.