Холм демонов

– И кот твой тоже, я вижу, большой книголюб? – небрежно, будто продолжая светскую беседу, говорила Дама, помахивая алым веером.

– Да, вы знаете, – воодушевилась Яга, – как дорвется, так за хвост не оттащить. Все читает и читает. И даже по ночам. Свечек на него не напасешься. Я уж ему говорила…

– Мне все время кажется, что я вас где-то видела, – совершенно не обращая внимания на болтовню Яги, проговорила Дама.

Яга заметно побледнела и невпопад выпалила:

– Да, мне многие говорили, что я похожа на Пугачеву… – И осеклась под пристальным взглядом Дамы.

– Мне кажется, не помешает позвать стражу, – зловеще процедила та. И, резко повернувшись, направилась к дверям, но в этот момент подскочивший кот намертво вцепился в ее юбки. Дама даже онемела от такой наглости и совершенно неожиданно завопила дурным голосом:

– Помогите! Убивают!!

Дверь в библиотеку распахнулась, как по команде. В ней маячили физиономии Каширского и Херклаффа. Но дверь оказалась узковата для двоих, и они, бранясь друг на друга, благополучно в ней застряли.

– Щелкай пальцами! – крикнул Яге кот, продолжая удерживать истошно визжащую Даму.

Яга вытянула руку, и… и здоровенная шаровая молния полетела в сторону двери. Два заклятых друга, маг и людоед, проворно залегли. И вовремя. От дверного косяка на них полетели щепки и камни. Дама в ужасе рванулась что есть сил и, оставив свои черные юбки в когтях кота, побежала к дверям. Там она, споткнувшись о лицо Каширского, упала, дрыгая в воздухе ногами в черных чулках и продолжая издавать вопли на манер полицейской сирены.

– Бежим! – бросил Яге кот, уже направляясь к противоположной двери.

– А книга?

– Уже у меня! Бежим скорее, а то они скоро очухаются!

И Яга, выпустив еще парочку молний в сторону двери, поспешила за котом, сжимавшим в лапах объемистый фолиант.

А за кучей-малой из мага, людоеда и садомазохистки возникла готическая фигура князя Григория.

– Лежим? Отдыхаем? – зло и ехидно осведомился он.

– Да я их!.. – придушенно выкрикнул Каширский. – Пусть только с меня слезет эта..

– Я вам не «эта»! – окрысилась Дама, – они меня раздели и хотели… Ай! Перестаньте кусаться! – взвизгнула она, обращаясь уже к Херклаффу, приложившемуся зубами к ее белому бедру.

– А фы менья не искушайте! – отозвался тот.

Мрачно взиравший на все это безобразие князь в конце концов не выдержал и, топнув ногой, рявкнул:

– Встать! Догнать и поймать! Немедленно! – И процедил сквозь зубы: -Придурки.

x x x

Скоморошья повозка весело катилась по колдобинам Мангазейско-Царьгородского тракта. Лошадьми правил Антип, а Дубов с Мисаилом сторожили дядю Митяя, который содержался связанным в «соломенном закутке». При этом они вели неспешную беседу.

– Ну расскажи, Савватей… то есть Василий Николаич, как ты все-таки его выследил? – спрашивал Мисаил.

– Ну, это долгая история, – махнул рукой Василий.

– Так ведь и дорога не близкая, – возразил скоморох. Василий поудобнее устроился на низенькой скамеечке и приступил к повествованию:

– Главное в нашем деле – уметь увидеть связь в вещах и явлениях, которые, казалось бы, ну никак не связаны между собой. И могу сказать тебе, а заодно и себе в утешение – то, что мы претерпели в переходах княжеской усыпальницы, не прошло напрасно.

– Ну еще бы, – подхватил Мисаил, – у меня до сих пор, чуть вспомню, коленки дрожат…

– Нет-нет, я в другом смысле, – перебил Дубов. – Как ни странно, именно там, на кладбище, и находился главный ключ к разгадке многих тайн.

Мисаил кивнул, хотя по его лицу Василий увидел, что тот из его речений мало что понял. Тогда детектив стал объяснять в более популярной форме:

– Помнишь ту белокаменную часовню с изваянием маэстро Черрителли? Будь у меня такая же безупречная память, как у тебя, то я, конечно же, запомнил бы надпись, адресованную дорогому Мелхиседеку Иоанновичу от скорбящих вдовы, сына и дочери. Но, конечно, столь редкое и невыговариваемое имя в моей памяти не задержалось. А зря – иначе я сразу насторожился бы, когда его услышал, – Василий указал в сторону закутка. – Димитрий Мелхиседекович. И только оказавшись еще раз на кладбище и своими глазами прочтя надпись под изваянием, я сообразил, в чем дело. И вот тут-то я припомнил ваш с Антипом рассказ, который поначалу пропустил мимо ушей как не имеющий прямого отношения к нашему делу.

– Какой рассказ? – несколько удивился Мисаил.

– Ну, о том человеке с бородой, что чуть не ежедневно ходит молиться в семейный храм-усыпальницу Загрязевых. И уж тут все встало на свои места: этот бородач – ни кто иной как дядя Митяй, или Димитрий Мелхиседекович, сын того Загрязева, которого изваял знаменитый Черрителли. Но столь часто он посещает усыпальницу отнюдь не для молитв за упокой души своих родственников, а с несколько иными намерениями.

– С какими? – не понял Мисаил.