Холм демонов

– Какая свадьба? И он еще спрашивает, какая свадьба!

– Известно какая, – подключился к разговору Антип, – самой Пульхерии Ивановны!

– Что за Пульхерия Ивановна? – не понял Дубов.

– Как, ты не знаешь, кто такая Пульхерия Ивановна? – сочувственно изумился Мисаил. – Это же величайшая певунья всех времен и народов. Вот уже сорок лет она услаждает слух всех истинных ценителей…

– Пятьдесят, – кратко перебил Антип.

– Чего пятьдесят? – резко обернулся к нему Мисаил.

– Лет, как услаждает, – высокопарно ответствовал Антип.

– Кто тебе сказал такую чушь? – взорвался Мисаил. – Да, она, конечно, вдвое старше Фомы, но не настолько же!..

– Тихо! – пресек перебранку Дубов. – Расскажите мне спокойно и с расстановкой, что это за свадьба и почему о ней гудит весь город.

Скоморохи переглянулись, и Антип принялся объяснять Дубову, как несмышленому дитяте:

– Свадьба между прославленной певуньей Пульхерией Ивановной и городским певчим Фомой. Фома ей по годам во внуки годится, но это ничего; главное – любовь.

– А какая любовь! – не выдержал Мисаил. – О, сколь замечательную песню посвятил Фома своей невесте!

Скоморохи еще раз переглянулись и с чувством затянули:

– Ох ты гой еси, Пульхерия свет-Ивановна,
Светик ты мой ясный, ты моя зазнобушка,
Березынька моя белая, густолиственная,
Рыбонька ты моя золоточешуйчатая,
Заюшка моя быстроногая,
Птичка ты моя среброкрылая…

Но так как сия возвышенная песнь не вызвала у Василия ожидаемого восторга, то скоморохи вновь перешли на низкую прозу:

– День свадьбы еще не назначен, но готовится великое торжество с народным гулянием за городом, на Ходынской пустоши. Вот бы поучаствовать! Мы бы показали там свое представление, получили бы какую-никакую прибыль…

– Ну хорошо, а что говорят в народе о гибели воеводы? – попытался вернуть беседу в нужное русло Василий.

Антип недоуменно пожал плечами:

– Да ничего не говорят. Кого может привлекать такая мелочь?

Мисаил добавил:

– Мы спрашивали у людей, но большинство даже не слышали об этом Афанасии, а для тех, кто слышал, весть о его кончине оказалась настоящей новостью!

– Да кому это важно, – пренебрежительно заметил Антип. – Вот если бы Пульхерию Ивановну…

Тут раздался требовательный стук в дверь.

– Да-да, заходите! – крикнул Василий, и в комнату вплыла хозяйка постоялого двора, пожилая и весьма крупная дама. Уже при первом свидании с ней, когда снимал номер, Дубов отметил, что она чем-то очень напоминает знаменитую актрису Фаину Раневскую.

– Вот зашла узнать, как устроились, – заговорила хозяйка низким и слегка прокуренным голосом, с подозрением косясь в тот угол, откуда доносилось радостное кваканье. – Не нужно ли чего… – И вдруг она покачнулась и упала прямо на табуретку, едва ее не сломав. Дубов и скоморохи бросились к ней. – Это вы… вы…

– Ефросинья!!! – хором завопили Антип и Мисаил.

– Милые мои… Милые… – повторяла задушевным низким голосом хозяйка. И, поднявшись с табуретки, она заключила обоих скоморохов в свои могучие объятия.

– Вы знакомы? – удивился Василий.

– И вы еще спрашиваете, знакомы ли мы! – с придыханиями произнесла Ефросинья. – Да я с этими засранцами тридцать три пуда соли съела!

– Мы раньше вместе скоморошествовали, – пояснил Антип, с трудом выбравшись из дамских объятий. И с грустью добавил: – Хорошее было времечко!..

– После той злополучной поездки в Белую Пущу всех разметало кого куда, – вздохнул Мисаил. – А между прочим, Ефросинья тогда воплощала самого князя Григория.

– Как сейчас помню, – радостно подтвердила хозяйка. Встав в патетическую позу, она принялась с выражением читать: – «Ну вот, к высшей пришел я власти, Удовлетворю теперь свои я страсти. Буду править не как Шушки, А по праву строгой руки. Чтобы не было угрозы престолу, Изведу любую крамолу», ну и так дальше. Столько лет прошло, а еще не все забыла… Савватей Пахомыч, – обернулась Ефросинья к Дубову, – можно, я уведу от вас этих обормотов? Нам так о многом нужно поговорить, так многое вспомнить…

– Да, ну конечно же, – улыбнулся Василий. – Только последний вопрос – вы узнали, где конкретно на базаре обитает Данила Ильич?

– Так у него мы и купили лягушек! – радостно сообщил Мисаил. – А его лавку легко найти – идешь по главному проходу до конца, а потом налево, а над входом нарисована огромная жаба.

– Идемте, идемте скорее, – торопила Ефросинья. – Я вас блинами угощу, чаем напою, а то и чем покрепче…

x x x

Царь-Городский Гостиный Двор представлял собой огромное деревянное строение, даже попросту очень большую избу. С трактиром на первом этаже и множеством комнат на остальных двух этажах. И все это строение было пронизано множеством запутанных коридоров и узких лестниц. В одном из темных грязных закоулков, пропахшем кислыми щами и кошачьей мочой, стояли двое половых в одинаковых красных рубахах и с одинаково прилизанными волосами с пробором посередке. Один из них, деловито попыхивая самокруткой, говорил: