Холод

Боится, удовлетворенно подумала Гала. Боится, что сглажу. По слухам, первого ребенка Манька всю беременность прятала вообще ото всех, она даже на вновь обретенную работу в этом же институте не приходила. Уволили? О, нет, только не Маньку. Когда Манька приперлась с трехмесячным сыном на работу, показать, над этим сыном пускал слюни весь институт. А Маньку тут же повысили в должности. Другую бы, конечно, не повысили — но у Маньки имелась богатая тетка, которая Маньку сюда и пристроила.

— И вымойтесь, перед тем как идти ко мне, — приказала Мария Михайловна. — Не вздумайте впереться в мой кабинет в грязной одежде!

— Да, Мария Михайловна, конечно, Мария Михайловна, — Гала кивнула. — Всё сделаю.

Начальница пошла дальше по коридору, а Гала, глубоко вздохнув, отправилась в другую сторону.

В шестую.

* * *

Гала вошла, прикрыла за собой дверь, и улыбнулась — правда, улыбаться ей было неимоверно тяжело.

— Галечка, ты пришла, — Фенит заулыбался в ответ. — Спасибо… как же хорошо, что ты пришла.

Фенит, конечно, был привязан — кто бы сомневался. Ноги, разумеется, оставили свободными, а вот руки были намертво прикручены к железной раме кровати. Утром его, по всей видимости, снова обрили. На коже свежие порезы, и, увы, уже проступает «мертвая голова», а это значит, что через час, много два, для него всё в этом мире закончится.

— Конечно, мой хороший, я пришла, — Гала подсела к нему, погладила по голове, стараясь не задеть порезы. — Я же обещала тебе.

Фенит всхлипнул, и снова улыбнулся.

«Он же просто мальчик, — подумала Гала. — Он всего лишь мальчик, которому четырнадцать лет, и которого… которого обрекли на это всё. Просто за то, что он не человеческий мальчик».

Фенит был рауф, подросток, смешанной крови. Мальчик. Вообще, мальчишки рауф в этом возрасте — смешные и трогательные, они тощие, высокие, и не обладают еще мужской хищной грацией. Они неуклюжие, как жеребята, и дурашливые, как и все другие дети в этом возрасте. Уже не ребенок, но еще и не взрослый.

«Интересно, каким бы он стал, если вырос? — думала Гала. — Его мама была человеком, и от мамы у него — абсолютно человеческие глаза кофейного цвета, у рауф таких не бывает. А вот все остальное — от отцов. Наверное, он был бы высоким, больше двух метров. Высоким, темноволосым. Скорее всего, был бы добрым. Да не скорее всего, а точно. Но уже не будет. Он уже никем не будет. Он будет — чем».

— Подожди секунду, — попросила Гала. Фенит кивнул. Она встала, подошла к столу, и выложила на него то, что до этого было в кармане. Взяла ключ, и накрепко заперла дверь в комнату. — Я принесла всё, что обещала, Фенит.

— Значит, я не побегу? — Фенит напрягся. — Гала, ты говорила, что можешь сделать так, чтобы я не побежал.

— Да, ты не побежишь, — пообещала Гала. — Ты вообще ничего не почувствуешь, клянусь. Ты просто заснешь.

Фенит прикрыл глаза и глубоко вздохнул — страх и облегчение одновременно.

— Сейчас я попробую тебя отвязать, — сообщила Гала.

— У тебя же есть скальпель, — возразил Фенит. — Мне видно. Давай разрежем вязки?

— Он острый. И он должен быть очень острым, чтобы у меня всё получилось. Если я буду резать им вязки, он затупится. Понимаешь?

Фенит снова кивнул.

Острый? О, да. Этот скальпель Гала сегодня утром украла из нового, только что открытого набора — скорее всего, прозектор рвет и мечет, ведь такой скальпель, немецкий, больших денег стоит, да и не купишь его просто так, он еще и привозной, заказывать надо.

— Гала, а тебе страшно? — вдруг спросил Фенит.

— Да, — призналась Гала после секундной паузы. — Мне очень страшно, милый. И мне очень горько.

— Из-за меня?

— Ну, конечно. Я же детский врач, я всегда хотела лечить детей, а не вот так… — Гала запнулась.

— А почему не стала лечить человеческих детей? — Фенит нахмурился.

— Потому что они перестали быть детьми, — Гала снова села на кровать рядом с мальчиком, и принялась распутывать узел на вязке. — Фенит, это сложно объяснить. Вот, например, если тебе в правую руку положить живого цыпленка, а в левую камень, то как ты поймешь, что цыпленок живой, а камень мертвый?

— Цыпленок теплый, он дышит, двигается, у него бьется сердце, — принялся перечислять Фенит. — А камень… он просто мертвый. Не движется, не дышит.

— Хорошо, — одобрила Гала. — А теперь в одной руке пусть будет живой цыпленок, а в другой — игрушечный. Поймешь?

— Конечно, пойму, — Фенит улыбнулся.

— Игрушечный, но очень хорошо сделанный, — продолжила Гала. Узел стал постепенно поддаваться. — У него есть моторчик, который имитирует сердце, а другой моторчик делает его подвижным. Поймешь?

— Всё равно пойму, — кажется, Фенит немного удивился. — Как не понять?

— Вот и я поняла, — вздохнула Гала. Узел, наконец, поддался. — Я не могу и не хочу лечить игрушечных цыплят.

— А я настоящий? — с сомнением спросил Фенит.

— Ты настоящий, — заверила его Гала. — Ты самый настоящий, и самый лучший на свете.

Только бы не разреветься. Нельзя. Она снова через силу улыбнулась.