Холода в Занзибаре

В том году Масленица началась поздно – в середине марта. На встречу Кантемир пришел пьяным, видимо по случаю праздника, и сказал, что у него ко мне мужской разговор. Вместо пива и бутербродов принес бутылку водки, стопку блинов в кастрюльке и две баночки лососевой икры. Баба твоя мне нравится! – сказал он. Ноги от ушей! И одевается со вкусом. Следишь за ней? – спросил Игорь. Твои контакты отрабатываю. Интересно, есть у них тут консервный нож? Вернулся с кухни, быстро открыл обе банки, сказал: я бы от такой тоже не отказался. Как она? Хороша? Кантемир замер, приоткрыв рот с гнилыми зубами. Не отвечай, знаю породу вашу – честь дамы, прочая мутотень. Он набрал полную ложку икры, шлепнул в блин и свернул его трубочкой. Укоризненно покачал головой: целку из себя строить – кончай? Ешь! Игорь положил икру в блин, свернул его конвертом. Как там говорил Гагарин? Поехали? Водка, застряв в физиологических сужениях, обожгла пищевод. Я тебя понимаю. И ее понимаю – не повезло бабе с мужем. Год сидит в двух шагах отсюда, в Телеграфном, девок не водит, пишет всякую муть. Раз в неделю жену навестит и назад. Творческая личность! Дать адресок? Спасибо, не надо, поспешно отказался Игорь. А ему твой? Кантемир насладился растерянностью Игоря. А месяц назад пацан сломался – телочку завел. Из таких же – начинающее дарование. Молоденькая, сисястая. Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Игорь. А ты подумай, сказал Кантемир, пораскинь. И Ленский пешкою ладью Берет в рассеянье свою. Диплом по «Онегину» защищал, между прочим, Саратовский филфак. Кантемир свернул очередной блин с икрой. Теперь еще и под следствием. Кто под следствием? – не понял Игорь. Кто-кто? Наш общий муж. За что? – спросил Игорь. Напортачил по медицинской части. Ровесницу твоей Вики – на тот свет. Кантемир звонко щелкнул длинными тонкими пальцами: шпок, и готово! А у той муж, ребенку два года. Теперь писатель нервничает. Заявление в военкомат написал – в Афган врачом просится. Мы отказали. Там… это дело… серьезное? – спросил Игорь. Компетентные органы разберутся, сказал Кантемир и накрутил еще один блин с икрой. Как говорит мой начальник – хороший человек посидит, посидит да и выпьет. Вперед и с песней? Острый кадык Кантемира ступенчато, как у петуха, дернулся. Слушай, может, посмотришь? Чекист быстро расшнуровал на правой ноге ботинок, снял носок. Пошевелил длинным большим пальцем – на нем красовался вросший ноготь, чем-то похожий на своего хозяина. Предлагают удалять. Как думаешь, стоит? Может, мазью размягчить?

На улице то ли от выпитой водки, то ли от блинов с икрой загорелась изжога. В кармане пальто Игорь обнаружил записку с адресом Влада. К метро пошел через Телеграфный переулок. У подъезда дома с эркером замедлил шаг, бросил взгляд на окна. Расчет на мордобой? Как там у них называется – подставить под уголовку? Игорь представил пустую полутемную комнату, а в ней человека без лица – ничего, кроме сочувствия, тот не вызывал. И тут же изорвал записку в мелкие клочки.

В прихожей на полке под зеркалом валялась холщовая торба. Рядом с Бетиными сапогами расположились, завалив голенища на пол, Викины. Вот пришла с работы, а тут Викочка хозяйствует, сказала Бета, выйдя в коридор. Мы так хорошо с ней поговорили. Из кухни вышла Вика. Пришла ключ вернуть, сказала она, отведя глаза в сторону. Я его Берте Александровне оставила. Сама не пойму, как вышло, – зачем-то напекла блинов. Прости, потеряла контроль. Вика начала одеваться, Игорь подал пальто. Когда она ушла, Бета сказала: Вика тебе к блинам баночку икры оставила.

Радикальное иссечение Вики не состоялось – Игорь нашел для нее кучу оправданий. А главное – он ей ни разу не предложил уехать с ним. На другой день позвонил Вике, и они почти два часа нарезали круги в поселке художников – не могли наговориться. Ее рука лежала в моем кармане. Безумие опять набирало силу.

В конце марта Вика по путевке, полученной ее отцом, вместе с Кирой уехала в военный санаторий под Икшу. Дня через два она позвонила Игорю на дежурство. Прямо из больницы он отправился к ней. До конечной автобус не доехал. И паводок, считай, в этом году был так, серединка на половинку, сказал шофер, а опору нахер выломало. Он рассказал, что добраться на другой берег можно, но это крюк в пятьдесят километров. А так, сказал он, указав рукой, до санатория метров пятьсот, не больше. Середина деревянного моста провалилась – с двух сторон доски полого опускались в быструю бурлящую воду, около них закручивался бурун и бились клочья белой пены. Расстояние между обвалившимися досками было не больше полутора метров. Игорь рискнул и оказался по пояс в воде – подвела скользкая обувь.