Холода в Занзибаре

Теперь предстояло решить задачу – куда спрятали? Под кроватью – слишком просто, на отца не похоже. Тумба его письменного стола была заперта, но Алеша знал, где хранился ключик – на третьей бельевой полке в шкафу. Содержимое тумбы он знал как свои пять пальцев – на верхней полке все было завалено тетрадками в клеенчатых обложках и папками с диссертацией, а на нижней лежали: паяльник, картонный цилиндр с воланчиками для бадминтона, два черных амортизатора для машины, разобранный карбюратор в коробке из-под обуви, сломанная электробритва «Харьков», коробка со старыми ключами, набор часовых отверточек, баночки с винтиками, гаечками и еще какими-то мелкими детальками, две бензиновых зажигалки с потраченными кремнями и опасная бритва в коробочке, обитой красным бархатом, – места для нормального подарка здесь точно не было, но на всякий случай Алеша убедился в этом, тщательно все проверив. На шкафу стоял сломанный, привезенный дедушкой с войны приемник Telefunken и коробки – три штуки из-под обуви и одна круглая, шляпная, – никаких подвижек наверху не произошло, он бы заметил. Внутри шкафа, где висели мамины вещи и папины костюмы и где иногда Алеша любил посидеть в уютной нафталиновой темноте, тоже ничего нового не оказалось. Значит – антресоли. Но туда не добраться – туда со стула доставал только папа.

Перед сном Алеша вдруг занялся арифметикой и стал подсчитывать, сколько лет жизни осталось родителям. Они были одного возраста, что упрощало задачу, вместо двух действий – одно. От 100 он отнял 29 и от ничтожности полученной разности заплакал.

Тягостнее ожидания может быть только его отсутствие, когда вообще нечего ждать.

Утром наступившего года (родители из гостей еще не вернулись) Алеша обнаружил под елкой две коробки: в одной черный паровозик, два зеленых вагончика и реостат, в другой – кучу рельсов, две стрелки и один перекресток. Быстро застелил путями половину комнаты. Подсоединил проводки реостата, пустил ток. Поезд резко дернулся, побежал по рельсам, вихляя вагонами, и сразу потерпел крушение – в разъезд он влетел на слишком высокой скорости. А потом Алеша положил голову на пол почти вплотную к паровозику – тот сразу сделался большим и настоящим. Прошелся сначала по вагонам, насладился их дорожным уютом, спрыгнул на перрон, подошел к паровозу и, высоко задрав ногу, подтянулся за поручни. В кабине машиниста пахло дымом и углем. Стало тепло и сонно. Дал гудок, дождался, когда поднимется флажок семафора, и уехал.

– Ты первый ее увидел? Такой?

– Нет. Ее охранник, Леня. Мама завязала как-то неожиданно. Сказать, что после этого у нее было хорошее настроение, нельзя, но… она строила планы, заказала для сада какие-то луковицы, хотела слетать к тебе, записалась на дизайнерские курсы и еще на эту, господи, компьютерную графику. Тоже курсы.

В каменном доме с высокими стрельчатыми окнами (сосны отражались на крышке рояля) немолодая – за сорок – ненакрашенная женщина, с уже присохшей к имени коркой отчества, однажды сказала своему охраннику: вот все думают, что есть только жизнь и смерть. А на самом деле между ними, Ленечка, – щель, вот такая маленькая щелочка, во-о-от такая! Узенькая, тесная. Но если поджать ноги, свернуться калачиком, знаешь, как у мамы в животе, а потом задержать дыхание, то в ней может поместиться даже очень крупный мужчина. Вот вроде тебя. И схорониться – и от того и от другого. Чего другого, Елизавета Ивановна? – не понял охранник.

Свернули и покатили вдоль бетонного забора. У ворот кортеж остановился, пережидая, пока ржавый трос раскатит решетчатые створки.

– Момент!

Алексей Борисович вдруг понял, что мальчик для такой погоды одет слишком легко – Коля выскочил из машины и, оставив дверцу распахнутой, метнулся к торговцам цветами, разбившим базар по краю стоянки. В салон остро потянуло осенней, с легкой древесной гнильцой, свежестью. Лиза как всегда была права – железную дорогу сыну он тогда купил слишком рано, нельзя опережать мечты – это против законов природы.

– Русские деньги есть?

К счастью, наличные нашлись.

Через минуту Коля вернулся в машину с охапкой ирисов.

За шесть дней после похорон осень сильно продвинулась – пейзаж, перекрашенный в желтый, с воспоминанием не совпадал.

Охранники развернули джип и, перегородив им густо посыпанную листвой аллею, заняли боевые позиции среди высоких кладбищенских деревьев. Надеть куртку, предложенную охранником, Коля наотрез отказался.