Холодная осень. Иван Бунин в эмиграции 1920-1953

За этот период сохранилась единственная дневниковая запись Бунина: «Париж, 19 августа 1920 года. Прочел отрывок из дневника покойного Андреева. «Покойного»! Как этому поверить! Вижу его со страшной ясностью, — живого, сильного, дерзко уверенного в себе, все что-то про себя думающего, стискивающего зубы, с гривой синеватых волос, смуглого, с блеском умных, сметливых глаз, и строгих, и вместе с тем играющих тайным весельем; как легко и приятно было говорить с ним, когда он переставал мудрствовать, когда мы говорили о чем-нибудь простом, жизненном, как чувствовалось тогда, какая это талантливая натура, насколько он от природы умней своих произведений и что не по тому пути пошел он, сбитый с толку Горьким и всей этой лживой и напыщенной атмосферой, что дошла до России из Европы и что так импонировала ему, в некоторых отношениях так и не выросшему из орловского провинциализма и студенчества, из того толстовского гимназиста, который так гениально определен был Толстым в одной черте: «Махин был гимназист с усами…» В тот вечер к Буниным зашел Куприн.

— Ничего я здесь не напишу, — сказал Александр Иванович. — Я постоянно Россию вспоминаю, ничего другого даже в голову не идет. Какой-то кошмар! Вон Мережковские — им вроде наплевать — Невский проспект или Латинский квартал. Крыша над головой есть, обед и ужин есть — значит, порядок!

А я дошел до того, что письмо не могу туда спокойно написать, ком в горле… Я или повешусь, или сопьюсь. Вот увидишь!

— Ты не один такой! — возразил Бунин. — Все мы Россию, наше русское естество унесли с собой, и где бы мы ни были она в нас, в наших мыслях и чувствах. Надо не спиваться, а работать…

Что касается супругов Мережковских, то они попали в Париж не сразу, а успели короткое время пожить в Варшаве. Здесь, по свойственной им любви ко всяческому начальству, они сумели пробиться на прием к Пилсудскому и заверить его в своей искренней любви, а заодно выпросить сколько-то (сколько дадут) злотых. Дмитрий Сергеевич воспел «тройственный лик совершенства Пилсудского: воплощенную мудрость, подвиг и красоту», а также «дух божий».

Гиппиус поспешила опубликовать свою «Черную книгу», в которой призналась в ненависти к большевикам, правым эсерам, левым кадетам и вообще «всем еврейкам и евреям».

Но это было лишь начало литературных подвигов…

Каждый в эмиграции устраивался как умел.

* * *

Через месяц прибытия Бунина на берега Сены здесь стали выходить упоминавшиеся выше «Последние новости». Подписная цена на три месяца — 33 франка. На больший срок не подписывали — не были уверены, что эти три месяца проживет газета, не протянет ноги.

Была она с «ятями», большого формата, ежедневной, и редактировал ее присяжный поверенный М. Л. Гольдштейн. Газета намного пережила своего редактора (он покончил жизнь самоубийством). Она выходила более двадцати лет. Последний номер вышел 14 июля 1940 года — за несколько часов до вступления немцев в Париж.

Но вскоре на капитанском мостике «Последних новостей» появился Павел Николаевич Милюков. Он обещал быть «беспристрастным» и давать место на своих полосах представителям всех политических течений. Газета была скроена по лучшим образцам буржуазной печати: на первой полосе — политика и новости. На второй и третьей — литературные публикации преимущественно из уголовных и любовных приключений. Здесь жe — рубрика «Сообщения из Советской России»: перепечатки из наших газет с критическими заметками. Далее — некрологи (этих очень много), хроника происшествий (ограбления, убийства — этих еще больше). И, конечно, объявления.

Милюков слово сдержал — в газете публиковались монархисты, кадеты, эсеры, синдикалисты и пр., пр. По этой причине число врагов газеты и Милюкова росло после каждого номера, а количество читателей и подписчиков достигло поистине легендарных для эмиграции цифр — 35 тысяч. По воскресеньям газета выходила на десяти полосах. Ненавидели, но читали. Милюков оказался тонким знатоком психологии «среднего» читателя. Он владел десятком различных языков, прочитывал множество книг и журналов и на вопрос, зачем нужна буква «ять», неизменно отвечал:

— Чтобы отличать грамотного человека от неграмотного.

Павел Николаевич любил ходить на балы, председательствовать на вечерах и играть на скрипке. Музицировал даже со знаменитым Пьером Любошицем.

Едва он приступил к редактированию газеты, как обратился к Бунину с просьбой быть «на веки вечные автором с самым высоким гонораром». И рассказы Ивана Алексеевича украшали газету — в праздничные номера.

«Последние новости» — единственная газета, которую регулярно выписывал Иван Алексеевич.

О чем же писала она в начале лета двадцатого года?

«Живем мы, так называемые ле рюсы, самой странной, на другие жизни не похожей жизнью. Держимся вместе не взаимопритяжением, как, например, планетная система, а вопреки законам физики — взаимоотталкиванием.

Каждый ле рюс ненавидит всех остальных столь же определенно, сколь все остальные ненавидят его…»