Вот после такого разговора и приснилась Ивану Алексеевичу «открытка Сталина». Хотя в те дни и более личное лишало порой покоя. Об этом он писал в дневнике:
«Вчера и нынче невольное думанье и стремление не думать (о предстоящем распределении Нобелевских премий. — В. Л.).
Все таки ожидание, иногда чувство несмелой надежды — и тотчас удивление: нет, этого не может быть! Главное — предвкушение обиды, горечи. И правда непонятно! За всю жизнь ни одного события, успеха (а сколько у других, у какого-нибудь Шаляпина, например!). Только один раз — Академия (избрание И. А. Бунина почетным академиком Российской академии наук в ноябре 1909 года. — В. Л.). И как неожиданно! А их ждешь… Да будет воля Божия — вот что надо твердить. И, подтянувшись, жить, работать, смириться мужественно» (20 октября).* * *
Из газетных сообщений:
«Классики в советских театрах.
И. В. Сталин заявил, что следует почитать классиков, Шекспира, в частности. Никогда шекспировские пьесы не ставились в таком количестве: в «Театре революции» идет «Ромео и Джульетта», в Государственном еврейском театре (на идиш) — «Король Лир», Второй Художественный театр — «Двенадцатая ночь» и много других. Часто исполняются произведения С. В. Рахманинова, прежде запрещенные как эмигранта».«Дороговизна во Франции.
Стоимость жизни по сравнению с довоенным временем выросла в 5–6 раз».«Помогите
тяжело больной вдове полковника-галиполийца Е. А. Орлова — Наталье Николаевне, не имеющей средств к прокормлению двух малолетних детей. Пожертвования направлять в адрес редакции».«Один из фашистских лидеров в Германии Геббельс заявил, что либерализм вызвал в мире упадок умственной жизни».
«Самоубийство русской четы.
Ницца. А. Рудановский из Петрограда и его жена отравились в дешевых номерах на рю де ла Бюффа. Причина — тяжелая нужда и безвыходность положения».«Девушка из хорошей русской семьи, в совершенстве знающая французский и английский языки, ищет любую работу. Согласна на отъезд».
ГЛАВА XXII
10 ноября 1933 года газеты в Париже вышли с громадными заголовками: «БУНИН — НОБЕЛЕВСКИЙ ЛАУРЕАТ». Поместили его многочисленные портреты — какие нашлись в редакциях. Но самый красочный — Иван Алексеевич в смокинге, с бантом, поместили на первой полосе «Последние новости».
В передовице (писал Милюков) говорилось, что «на долю русской литературы выпала большая радость. Впервые за все время существования Нобелевских премий, премия литературы досталась русскому… Теперь всероссийская известность Бунина превратилась в мировую славу. Это большая моральная победа русской литературы».
Каждый русский в Париже, даже вчерашний крестьянин, теперь работающий грузчиком на заводе «Рено», сроду не читавший Бунина, воспринял это как личный праздник. Ибо — самый лучший, самый талантливый не кто-нибудь, а свой брат, соотечественник! В каждом кафе, в каждом кабачке и ресторане в тот вечер сидели люди, которые пили, порой на последние гроши, «за своего!». У всех был праздник.
«Последние новости» поместили «Праздничные строчки»
Дон-Аминадо:
Была наша жизнь без истории,С одной только географией.Нельзя было даже в теорииНазвать ее биографией.Тянулась она, как улица,Молвою жила, злословьями!Уткнется в тупик, притулится,И плачет слезами вдовьими.Не вырваться ей, не вырасти,Не высказать страстных чаяний,А кончить во тьме, да в сыростиСвой век на чужой окраине.…Кому мы могли рассказыватьО нашей печальной повести?И что, и кому доказывать,И к чьей обращаться совести?И вдруг из пучин незнания,Равнодушья… — в окошко узкое,На пятнадцатый год изгнанияУлыбнулось нам солнце русское!
Дата присуждения премии — 9 ноября — словно стала паролем. Встречаясь на улицах, русские люди говорили: «С 9 вас ноября!» И его понимали. Под таким заголовком в тех же «Последних новостях» даже появилась заметка. «От радостей мы давно уже отвыкли. Жизнь нас не баловала. В эмиграции создался даже какой-то своеобразный «вкус к горю», какая-то мода на пессимизм. Наиболее вероятным признается не самое возможное, а самое худшее. «То ли еще будет!» — при каждой новой неудаче говорим мы…
Будьте ж довольны жизнью своей,
Тише воды, ниже травы.