Холодные глаза

Набравшись храбрости, я вошел в дом через главный вход. Все было таким же и даже хуже: вперемешку с древесным стоял запах затхлости. Пыль на всех поверхностях. Паутина завоевала каждый уголок дома. Я зашагал дальше. Мне очень хотелось снова оказаться в комнате с ножами, несмотря на то что сотрудники полиции, вероятно, изъяли все, что касалось дела: фотографии, записки, подозрительные ножи…

Я был примерно в том же месте, где когда-то оказался между отцом и сыном. Послышался скрип. Внутри, в доме. Это был вполне конкретный скрип. Еще один. Сомнений не осталось – там кто-то есть. Учитывая, что преимущества у меня никакого не было, я решил сдаться сразу.

– Есть кто-нибудь? Салам алейкум! Меня зовут Арсен.

Я медленно пошел в сторону скрипа. Он доносился то ли из комнаты Гасана, то ли из комнаты с ножами.

– Я был здесь несколько лет назад. Пришел к дяде Муртузу. Он тут?

Вместо скрипа раздался стук по дереву. Какой-то точечный, будто клювом по стволу. Я пошел на звук. Вначале заглянул в комнату Гасана – пусто, затем – в комнату с ножами. В центре нее сидел парень, напоминавший Гасана, но болезненно костлявый. Сидел он ко мне спиной. Я лишь видел, что он чем-то занят на полу. Видел его руку, энергично поднимающуюся и опускающуюся обратно. Медленно войдя в комнату, я начал обходить его, и да – это был Гасан. От него остались кожа да кости. В руках он держал нож, которым наносил удары по бумаге, разлетавшейся в клочья. Вдруг на середине замаха он замер, замер и я. Он будто прислушивался к моим шагам, а я в ужасе пытался понять, что происходит. Гасан смел клочки в сторону и вместо них положил новую бумагу. Точнее, фотографию. Фотографию старшей дочери Хабиба. Затем медленно, почти нежно, с любовью, провел по ней пальцами и положил на нее руку, как тогда, в допросной, однако в этот раз вместо игры он решил распотрошить и фотографию, и руку. Он бил ножом по руке и фотографии как тогда, когда, сидя напротив меня, виртуозно стучал по столу меж своих пальцев.

– Гасан? – тихо сказал я. – Гасан…

– Я уб…

– Что?

– Я убил, не убил… – сказал он громче, а затем продолжил повторять: – Я убил, не убил. Я убил, не убил. Я убил, не убил…

– Гасан!

Скрипнула и захлопнулась дверь. Я вышел в коридор и увидел Муртуза. В одной руке он держал молоток, а в другой окровавленный нож, очень похожий на тот, что показывал мне Гасан.

– Я убил, не убил. Я убил, не убил.

– Салам алейкум, – сказал я дрожащим голосом.

В ответ Муртуз еще крепче сжал нож и молоток в своих теперь уже точно не дрожащих руках. Я решил, что мне нужно попытаться разрядить ситуацию, и в то же время обдумывал, смогу ли с разбегу выпрыгнуть в окно у меня за спиной и обойтись без травм.

– Я хочу с вами поговорить. Извиниться перед вами. – Я сделал шаг назад.

Муртуз сделал шаг вперед.

– Яубилнеубиляубилнеубил.

– Хочу извиниться… – опять сказал я.

Старик бормотал что-то неразборчивое, понемногу приближаясь ко мне. Это не был ни русский, ни аварский. Теперь я стал прикидывать, как мне отбиваться от молотка и от ножа.

– Яубилнеубиляубилнеубил! Яубилнеубиляубилнеубил!

Бормотание старика переросло в неразборчивую ругань, и в этот момент я почувствовал укол в спину. Опустил глаза и увидел торчащее из моего живота окровавленное лезвие. Под ухом у меня продолжал сознаваться и отрицать свою вину Гасан. Муртуз был все ближе и уже замахнулся молотком, а я приготовился услышать стук по собственному черепу, вдыхая ужасный запах гнили, исходивший изо рта Гасана.

Меня разбудил стук в окно. Вздрогнув, я подкинул телефон, который, видимо, так и остался у меня в руках после разговора с Зауром. Огляделся по сторонам. Рядом со мной стоял парень в полицейской форме. Я опустил стекло.

– Салам алейкум, сержант Абдулаев.

– Ваалейкум ассалам, Арсен Абдулкеримов. Я тут проездом.

– Документы, пожалуйста, – сказал он и протянул руку.

Я полез за всем, что у меня было и по машине, и по мне, и вручил ему всю стопку.

– Чем занимаетесь?

– Журналист. Я тут проездом, – повторил я, вынул из кармана на этот раз настоящую корочку и протянул ее полицейскому.

Он отвел взгляд от документов, посмотрел на удостоверение и вернулся к ним. Выглядел он слегка недовольным или даже встревоженным.

После документов сержант принялся с интересом изучать машину.

– Да блядь, – буркнул я себе под нос, не понимая, почему я не могу спокойно появиться в этом селе, не ввязываясь в какие-то истории.

Вновь зазвонил телефон, и опять это был Заур. Я почувствовал, что начинаю злиться: сперва сон, затем полицейский, а еще этот запах гнили из сна, который почему-то все еще окружал меня, и наконец Заур.

– Почему так пахнет? – спросил полицейский.

– Без понятия, – ответил я слегка раздраженно. Хотелось объяснить неучу, что правильней будет спросить «чем», а не «почему».

Заур позвонил еще раз.

– Да?

– Это Заур.

– Я понял, что это вы. Я же сказал, уезжаю. Ни трупов, ни частей тела тут не вижу! – Поняв, что сказал это довольно громко, я взглянул на полицейского.

Тот смотрел на меня в ожидании объяснений.