Холодные глаза

– Репортаж, по работе, – улыбнулся я и, прежде чем вернуться к телефону, спросил: – Что еще вам надо?

– Так, в общем, у нас тут кое-что случилось, в селе…

– Закрой свой рот на секунду и послушай меня, – скомандовал Заур.

– Подождите, – ответил я ему и снова посмотрел на полицейского: – И?

– Проводим проверки. Открой багажник. – Полицейский беспардонно перешел на «ты».

– Да блядь… – тихо выругался я и нажал на кнопку.

– Арсен! – услышал я крик, разрывающий динамик телефона.

– Да тут я! Слушаю.

– Тебе почта приходила недавно? Посылки, что-нибудь необычное?

– Мед от бабушки считается?

– Юморист, блядь, хорошенько подумай.

– Испорченный что-нибудь есть в машине? – спросил полицейский, копаясь в багажнике.

Я все это время продолжал сидеть за рулем.

– Нет! – ответил я.

– Точно? – спросил Заур.

– Это я не вам. Сейчас, секунду.

Я принялся вспоминать. Перед глазами все еще маячили картинки из кошмара. На глаза попался конверт с листком.

– Мясо, овощи испорченный? – уточнил полицейский.

– Есть конверт с бумажкой внутри, – ответил я им обоим. – На бумажке написано: «Ты убил моего сына».

– Так. Я получил такое же, – прокомментировал мою находку Заур.

Я еще раз понюхал бумагу и убедился окончательно, что это она пахнет гнилью.

– Арсен, идем дальше. Есть что-нибудь еще в конверте?

– Ле, водитель, – возмутился полицейский и, потеряв интерес к багажнику, закрыл его.

– Сейчас, – ответил я и вместо того, чтобы заглянуть в конверт, просто сунул туда руку, нащупал что-то и вынул. – Ах, сука! Блядь!

Я в панике выскочил из машины. Телефон оказался где-то под сиденьем, а куда делось содержимое конверта, мне было плевать, лишь бы подальше от меня. Из-за машины выбежал полицейский, взглянул на меня, потом, проследив за моим взглядом, вынул пистолет и медленно пошел к машине. Показал мне жестом, чтобы я не двигался с места. Пистолет меня сразу припугнул не только потому, что это пистолет, но и потому, что он не был направлен в сторону предполагаемой угрозы, то есть в салон. Сержант Абдулаев прямо сейчас пытался определиться, в какую сторону направить дуло.

– В машине есть кто-нибудь? – спросил он.

В ответ я помотал головой, но не сразу. Потому что после моей находки так уж сразу ответить на этот вопрос было трудно. Вроде никого, а вроде и есть кто-то.

Сержант бросил быстрый взгляд внутрь, потом опять на меня. Потом до него дошло, что он увидел, и он опять посмотрел внутрь, потом опять на меня. Я попытался встать.

– Г|одо ч|а! – закричал он, потом, опомнившись, повторил, теперь уже на русском: – Лежать! Эй, лежать, сказал!

– Я тут ни при чем! Это было в посылке!

– Рот закрой! Повернулся! Лицом в пол, руки на затылок! – рявкнул он.

Я выполнил команду.

– Не двигайся, братан! Разберемся! – Сержант вынул рацию и сказал в нее что-то на аварском, затем повторил: – Килиш ****! Килиш! Палец! Да! Человеческий! У, мажгидал аско! «Приора», серебряная. У. Давай. Хеко!

– Эй, это не мое, – начал опять я, вдыхая земляную пыль. – Я говорю, лежало внутри письма!

– Лежи спокойно! Я тебя уже понял, будем разбираться. Я надену на тебя наручники, понял? Это нужно.

Когда мы оба замолчали, еле слышно зазвучал динамик моего телефона. Вероятно, Заур что-то кричал в трубку.

– Возьми телефон. По-братски, возьми телефон! – взмолился я.

– Тормоза, – сказал он. – Наручники. Не двигайся, мы сейчас будем разбираться.

– Да блядь, хватит разбираться! Возьми телефон! Это Заур!

– Мне похуй, кто там, – бросил он.

Наручники защелкнулись на моих запястьях, но не так жестко, как в фильмах, чтобы преступник начал корчиться, а ему сказали «Заткнись!».

– Это Заур, я не помню его фамилию. Следственный комитет, много лет тут, во всем районе, работал.

– Тут много кто работал. – Он опять вытащил рацию. – Задержал. Махачкалас журналист абуна. Да.

Телефон снова подал голос.

– Хвост Шайтана, блядь! Хвост Шайтана! – завопил я и повернул к нему лицо.

Сотрудник несколько секунд размышлял, глядя на меня, потом посмотрел на телефон.

– Заур, который Хвост Шайтана. Возьми трубку.

Долгие размышления сержанта Абдулаева завершились полным и безоговорочным моим поражением, потому что он растерянно ответил: «Не буду я говорить с ним! Мне эта не нада!» – и отвез меня в домик администрации, где пять лет назад я чинил принтер. Меня посадили в уголок на скамейку, как непослушного мальчишку в детском садике. К сожалению, ради меня никто не собирался брать в аренду отель и оборудовать в нем комнату для допросов.

– Делай, как я говорю, хорошо? – сказал сержант Абдулаев. Его акцент был почти смешным.

– Да.

– Аварец?

– Нет.

– Хорошо. Тогда сиди тиха.

Полицейский принялся заполнять документы, кому-то звонить и трындеть на очень сложном аварском диалекте, я же, как шпион, пытался по мере возможности переводить его слова, но эта самая мера возможности почти сразу свелась к нулю. На такой скорости я ничего не мог понять. Зато я понял по взгляду бабули, что она меня узнала. Она с удивлением изучала того самого Властителя принтеров, а потом неодобрительно покачала головой. Был хороший мальчик, стал плохой. Еще бы, всякие убийства до добра не доведут…