— Не боись, за тобой буду, только мой Серко вроде бы свежее, возок мой мал, обгоню тебя, прыгай на мои мешки, погутарим, а твой за моим ходчее потянет! — крикнул Игнату Митяй, обгоняя адеркинский возок.
Игнат понял: тянет Митяя к односельчанам, все дни один. Не село, где живет ноне Курсанов, — глухая заимка. Пробежался Игнат со своим коником. На ходу отвязал повод от колечка под дугою и захлестнул крестьянским узлом за крюк на задке Митяевой телеги. А сам забрался к земляку.
— Сколь везешь? — спросил Митяй.
— На первый раз четыре куля, а дале видно будет.
— Едешь впервой?
— Один — впервой, а так с отцом да с дедом, почитай, кажиный год езживал.
— Мельника знаешь?
— А кто его не знает? Да и он всех нас крепенько помнит.
— Почто так думаешь?
— Мельник — наш мужик, с ухваткой. К примеру, он сам следит за помолом, каждому крестьянину ставит зарубки на бревне.
— А это пошто?
— Дак замету делает своим приписным. Ты чё? Разве николи не бывал?
— Нет, не случалось.
— Ну так и тебе у мельника зарубка особая будет.
— А сколь денег берет за помол куля зерна, не слыхивал?
— Расплата у нашего мельника не зерном и не деньгами!
— А как?
И тут Игнат рассказал Митяю такое, о чем он, сидя у себя на заимке, и слыхом не слыхивал.
— Помещика нашего небось знаешь? — начал Игнат.
— Ну, знаю. Дед с бабусей да и Фрося моя на барщину ходят.
— Так вот слухай. Богат наш помещик — лесные угодья чуть не до самого уездного города, все выгоны в любом селе округи — помещичьи, а сколь земли ему понаотрезали, да еще и самолучшей, вокруг кажного селенья!
— Так на то он и тайный советник царев, почитай, один из самых богатых в уезде, — по привычке сжимая пальцами вконец докуренную, но еще тлеющую цигарку, ответил Митяй.
— Дык наш мельник прикупил у него землицы столь, что, гляди, пять — семь лет пройдет, и догонит богатством самого помещика.
— У помещика сколь приписных крестьян, все взаймах еще с самого освобождения, есть кому землю его обрабатывать, — пояснил Митяй.
А Игнат разулыбался.
— Ну и неправда твоя. Почитай, все отрезки мельник уже скупил у помещика. Тому спокойней, денежками живыми запасся, в банке проценты текут. А о землице теперь вся забота на мельнике. Ему рабочие руки позарез, только дешевые, чтобы затраты на землю оправдать да еще и в барыше остаться. Понял?
— Начинаю кумекать. А ты-то все откель знаешь?
— Есть люди, рассказывали, — потускнел вдруг в беседе Игнат.
Митяй почуял: опасается парень назвать своего наставника.
— Чё ты обиделся? Мало ли что у нас, мужиков семейных, с языка слетает! — Митяй был лет на пять старше Игната, но уже много лет женат. — А ты не принимай к сердцу. Дело говоришь, и слушать тебя горазд я хоть весь день.
— Хорошо бы нам в день-то управиться, — заметил Игнат. — Иной мужик и по трое суток возле мельницы на одном мешке ржи сидит. А другой поначалу еще отработает на помоле неделю или две, а свое зерно нетронуто в мешках преет, да к тому же еще и коника мужицкого в эти дни хозяин для своих дел пользует.
— За плату?
— Что, коня?
— Да о мужиках я! За деньги, говорю, работают?
— За землю, за зерно. Прежний заем у мельника отрабатывают. А тем, кто рожь свою сам на ручных жерновах пытается порушить и на мельницу не едет, тем и не призанять никогда у мельника ни ржицы, ни клочка земли не приарендовать — откажет и разговаривать не станет.
— Выходит, и заем, и работу, и землю получает у мельника лишь его приписной, чья зарубочка им собственноручно поставлена? Так, что ли, Игнат?
— Выходит, что так.
За поворотом показался широкий съезд на большое подворье. Повсюду крестьянские телеги, не густо груженные зерном. Стоят мужики, ожидая очереди на помол одного-единственного мешка зерна ржаного, а дома у каждого дел невпроворот. Да и хлеб весь еще вчера съеден.
Игнат, наверное, подъезжал уже к Осинникам (мельник отдал ему очередь ближайшего из мужиков), когда Митяй попал в мельничный двор.
На вечерней зорьке подошел его срок. Помогло полезное знакомство с молодым Адеркиным, замеченное мельником. Взвалил Дмитрий с телеги на плечи сразу оба кулька своей ржицы и понес по скрипучим ступеням на высыпку. Недолго ссыпал зерно в прожорливую пасть постава и сразу заспешил с порожними, накрепко залатанными мешками к ларю, куда текла сероватая струя муки. Осенью еще ничего, многие идут за мукой весело. Вот ближе к зиме крестьянин с тоской будет ждать конца помола: тяжелые жернова быстро перетрут последний запас его зерна. И горькая дума о том, насколько хватит хлебушка и под какие работы призанять у мельника хотя бы мешок ржаной муки, на худой конец отрубей, чтобы как-нибудь, с грехом пополам дотянуть до новины, не оставляла его ни на мельнице, ни в долгом пути домой.
А сейчас год особый. Снова неурожай, о весне ноне и помину нет: дотянуть бы со своим хлебом до зимнего Николы. И горько видеть Дмитрию, что из его двух туго набитых рожью мешков едва набралось на мешок муки. Уж больно много ушло на отсев.
Мельник наперед знает, что сказать крестьянину, когда тот, оторопев от горя, с тоскою смотрит на полученные крохи от помола.