Холодные зори

Однажды волк, путешествуя по крыше, свалился во двор. На него бросились собаки. Выскочив на помощь верным сторожам, хозяева убили волка оглоблями.

Приходили волки и на водопой к большой полынье, из которой хуторяне брали воду. Мальчишки пугали их пучками зажженной соломы. От яркого света черная бездна полыньи делалась еще чернее и больше. Мальчишки назвали ее Чертовым глазом.

А когда ребятам хотелось покататься вечером на салазках, обязательно на всякий случай разводили костры.

Что за чудесная это была картина!

Искрился, вспыхивая то синими, то ярко-желтыми огоньками, снег на зеленых лапах мохнатых елей. Порою казалось, сами ели шагнули к кострам, будто собираясь в наступление на хуторок.

А тот спрятал свои маленькие приземистые домики со всеми хозяйственными службами под рыхлым снегом, что теперь сверкал в алых отсветах костериков. И затаился. Пойди найди его! Крыши хатенок, надворные постройки, плетни и даже ведущие в хутор дороги, закрытые толстым покровом пушистого снега, сливались с иссиня-белым от такого же снега полем перед хутором.

На отлете от лесной заимки, словно бы прячась в темноте еловой рамени, одиноко стояла банька. Ее занесенная снегом крыша, то исчезая, то вновь появляясь в блестках костров, будто плавала в воздухе. А иной раз, когда пламя особенно ярко разгоралось, вырывая из тьмы продымленные от топки по-черному отдельные венцы ее сруба, чудилось, что стоит эта избушка, и впрямь как в сказке, на курьих ножках: то повернется к лесу дверцею, то встанет к нему глухой стеной.

Трещат сучья в кострах, весело перекликаются мальчишки, катаясь на ледянках. И все-таки слышно, как где-то в лесу гулко прозвенит обломанная тяжестью снега ветка или вдруг заскрипит снежный покров под волчьими лапами.

Когда заслышат где-то поблизости или даже в далекой лесной глуши протяжный волчий вой, игры тотчас прекращают. Все жмутся к кострам, пока не раскатится громким эхом по лесу ответный собачий лай. Теперь вновь можно садиться и лететь в лесную темень на своей ледянке.

Тогда была зима. Но сейчас еще осень стояла в самом разгаре. Днем и тепло и хорошо в лесу.

Что могло сейчас в нем пугать девочку? Опускающиеся сумерки? Неизвестность пути? О зверье она не думала. Но это как раз и заботило и удивляло Кудлая. Ну мог ли он, умный и хожалый пес, хоть что-нибудь знать об истинной цели рискованного путешествия Маринки?

Разве дано собаке все понять в поступках людей?

Взять хотя бы молодого барина. Ну и досталось же егерю, когда он заметил, что тот плохо кормит свору! А не успел месяц вырасти в полную луку, как на первой же охоте этот барин, вместо того чтобы выстрелить по волку, которого он, Кудлай, уже ухватил было за ляжку, пальнул в него, Кудлая, да и поскакал на своем сером в яблоках дальше. И не подумал остановиться и хотя бы для приличия сказать: «Эх, мол, брат Кудлай, что ж это ты сам под пулю метишь?» А егерь тому и рад. Сорвал-таки свое зло на пораненном Кудлае. Барин о псе и не вспомнил.

Или вот Маринкин дед. Сколько ни рычал на него Кудлай, как ни старался укусить старика, все равно тот взял его на руки. За семь верст приволок на себе Кудлая да еще такого верного друга к нему, псу неблагодарному, приставил: свою внучку родную Маринку. Нет, трудно понять их, людей. Лучше нести свою службу исправно возле хозяйки. Сама знает, что делает.

Так вот они и шли. Маринка, опираясь на толстую суковатую палку с замысловатыми колечками и шашечками, вырезанными братом по свежей еще еловой коре в последний его приезд. Кудлай бежал с хворостинкой в зубах. Эту хворостинку хозяйка только что бросила далеко в сторону, так же как бросала она Кудлаю сахарную косточку, которую он обычно долго валял по земле, прежде чем в укромном уголке разгрызет ее своими крепкими зубами.

День клонился к вечеру. Лучи еще теплого солнышка ласкали уже стылую землю. Холодный ветерок, и раньше не раз пробегая по лесным полянам и просекам, теперь подул резко, не унимаясь.

Шумели вершины деревьев; а сучки под ногами начали хрустеть вдруг так гулко, будто нарочно предупреждали в час предвечерья лесных обитателей: «Идет человек, человек идет в наш темный лес!»

Громко крикнула ворона, прострекотали сороки, где-то далеко в лесу тявкнула лисица.

Ночь упала на землю неожиданно. Стало вдруг темно и очень холодно. Из черной лесной глухомани повеяло сыростью и смрадной осенней прелью.

Кудлай попытался вернуть хозяйке ненужную ему хворостинку, но та не поняла его. Ничего не оставалось, как отбежать в сторонку, разрыть землю возле огромного пня, положить туда и слегка прикопать хозяйкин прутик, а затем, подняв заднюю лапу, сделать на этом месте свою заметку, чтобы не потерять прута на обратном пути. Теперь он догнал свою подружку и побежал, чуть поотстав, невдалеке от нее, потому что не знал, почему вдруг она все больше и больше отклоняется от прямого пути, забирая влево к непролазному зыбуну, куда ни охотники, ни их собаки не отваживались углубляться, если даже шли по следу верной добычи.

Но Маринка не сомневалась в том, что идет правильно.