Холодные зори

Она ведь знала, в какой стороне село за лесом солнышко. И ей никак нельзя было сбиться с этого выверенного по солнышку пути. Ни боль в ноге, ни сильная усталость, ни страшные лесные шорохи не могли остановить Маринку. Там, на краю земли, она увидит то, о чем мечтала длинными зимними вечерами, согреваясь возле бабушки на печке под овчиной.

Сколько манящих в тот дальний край дивных сказок наслушалась она от нее! Перед глазами и сейчас стоит кудрявое деревце. Оно купается в нежных лучах полуденного солнца, весело сверкая золотом своих сочных райских яблочек. И каждое из них светится, словно красная лампадка под бабушкиными образами в большие праздники.

— С твоими слабыми ножонками, — не однажды говорила бабушка, — трудно жить в миру. Не работница ты ни на жнивье, ни на молотьбе, ни на посеве. Ни воды наносить, ни огород прополоть, ни скотинки уходить не дадут тебе твои больные ноженьки. Живи, крепни, пока дед с бабкой в силе.

А Маринке до боли в сердце захотелось самой взять дедусю своего и бабушку да и привести туда, куда садится солнышко, в этот райский сад. Пусть не изнывают на тяжелой работе у барина, не думают о каких-то его кругах и отработках, пусть будут свободны и от непрестанной нужды, и от постоянных хлопот в своей избе. Здесь-то, в райских кущах, и она, Маринка, свои ножки поправит. Мертвой воды попьет, а затем бабушка ее живой водой окропит — и будет она жива и совсем здорова.

Надо, ох как надо Маринке поскорее дойти до края земли, чего бы ей это ни стоило!

Над лесом взошла луна. Ее холодный тусклый свет с трудом пробивался сквозь лохматые вершины елей, мокрую от вечерней росы листву высокого орешника и свилеватые ветви дубов, вязов и ясеней, которые почти наглухо закрывали небо над маленькой путешественницей.

С большим трудом преодолевала она теперь причудливое сплетение огромных древесных корней. Бабушкина кофта то и дело цеплялась то за колючие и влажные ветки кустарника, то за сухие безлистые сучья лесного бурелома. Иной раз дорогу преграждало поваленное дерево. Надо было искать обход или подлезать под него, пробираясь между землей и сучьями, на которых оно еще держалось.

Несмотря на ночную сырость и холодный ветер, в лесу было душно и тяжело дышалось от гнили и каких-то неведомых испарений. Они устремлялись сюда из глубины лесной чащи.

Лес теперь не шумел. Он был полон таинственных шорохов и неожиданных вскриков. Казалось, не сверху, от вершин, а из-под земли исходят глубокие вздохи. До слуха маленькой девочки долетало то приглушенное прерывистое дыхание зверя, то характерное шипенье и шуршанье проползающей змеи, то отголоски смертельной борьбы, в которых чудились взмахи крыльев, птичий клёкот и леденящий сердце могучий звериный рык. Потом все замирало.

Тогда вновь доносились и шумы верхового ветра, и глубокие, подспудные вздохи земли.

Будь Маринка постарше и знай лучше лес, жизнь его обитателей, она многое могла бы прочесть сейчас даже при слабом лунном свете.

На этой большой поляне, куда они с Кудлаем только что выбрели из лесной чащи, совсем недавно произошла смертельная схватка. Кудлай, что бежал по-прежнему чуть впереди, вдруг приостановился, напрягся, словно для прыжка, но потом снова побежал, делая большие круги. Он-то чуял и по-своему понимал тут многое.

Вот на большом смертном маху, когда или сердце разорвется, или ноги вынесут, был настигнут крупный заяц. Судя по другому следу, его схватила лиса. Но сама лисица угодила в лапы матерым волкам, которые шли наперерез ее пути целой стаей.

Отголоски этой лесной битвы и слышала Маринка, но об этом догадался своим особым собачьим чутьем лишь Кудлай. Ему ли не известны были следы зайца, лисицы, волка! Не он ли еще издали учуял запах битвы, а теперь вся шерсть на нем стояла дыбом, потому что он ясно различал на опушке, куда подходила Маринка, совсем свежий след коварной и беспощадной росомахи, совсем недавно боролась она здесь с отставшим от стаи волком.

Нет, не могла маленькая девочка почувствовать опасность, как почувствовал ее многоопытный пес Кудлай. Потому и не подивилась ни его испугу, ни настороженности.

Свой путь к неуловимому солнышку Маринка преодолевала с неимоверным напряжением всех своих не очень больших и не очень надежных сил. Вскоре непривычно долгое блуждание по лесной чащобе, ночной холод, гнилостный воздух измотали ее вконец.

Она брела теперь, не разбирая направления, то и дело спотыкаясь о валежник, иной раз больно ударяясь о низкие пни или толстые корни деревьев. Больные ноги в насквозь вымокших опорках так сильно ныли, а глаза шаг от шага все больше слипались то ли в силу приобретенной на глухой заимке привычки в это время крепко спать, то ли от чрезмерной усталости, что лишь одним каким-то упорным внутренним зовом принятого на хрупкие плечики большого долга девочка заставляла себя идти. Беспрестанные ее падения не прошли даром: разбитые коленки, поцарапанное лицо и руки саднили, причиняя все новые и новые страдания.