Холодные зори

И вот они миновали уже белую Китайгородскую стену, начали кружить по московским улочкам, проездам и переулкам, которые оказывались порой длиннее иной большой улицы. Но возница знал свое дело, вовремя въезжал в проходные дворы. И попадал их возок неожиданно то на ровную, плотно вытоптанную, без травинки, без цветочка, поляну, то на зеленый лужок. А вынырнули где-то близ Ленивки. Здесь и открылся взору седоков милый сердцу русскому высокий нагорный берег матушки Москвы-реки, пышно изукрашенный удивительными стенами и башенками, соборами и дворцами кремлевскими. Близ Каменного моста в переплете переулков от Знаменки до Волхонки, где вверх пойдешь — в арбатских кривых коленах и тупичках заплутаешь, на Остоженку да Пречистенку спустишься — от звона сотен церквей и церквушек гул в голове пойдет, и приютились наконец-то Борисовы в одном из недорогих домашних частных пансионов. Маринке досталась махонькая, плотно набитая мебелью комнатушка с большим пузатым комодом под красное дерево, такими же резными и гнутыми краснодеревными диванчиком и вместительным креслом, с кроватью, по-московски покрытой пуховой периной, и тремя большими — целый киот — иконами в углу Иисуса-спасителя, божьей матери да Николы-угодника и еще десятком маленьких иконок-ладанок. А перед ними лампадка синяя с вечным гарного масла трепетным огоньком и посередине круглый, на трех гнутых ножках, столик — тоже под красное дерево. Трудно было уломать набожную ханжу-хозяйку, чтобы разрешила заночевать на диване в ее гостиной Григорию.

Никак не соглашалась старуха и с тем, чтобы на ее трехногом столе в Маринкиной комнате установить ручную швейную машинку, которую на другой день, как только открыли магазины, Григорий привез и подарил сестренке. Но не прошло и недели со дня отъезда Григория, как не только Маринка, но и старуха поняла, сколь ценен его подарок. Ей и платье не одно уже было перешито швеей-жиличкой, и салопчик с припуском на будущую полноту; а сколько белья перестрочено, перекроено, и сделалось оно будто вновь купленное, так что и стелить расхотелось — опять все ушло в бездонные кованые московские сундуки.

Девушка живет скромная, строгая, ласковая, работящая. Одно плохо: не напомни, так, лба не перекрестив, и начнет жевать, что на стол поставлено, благо не привередлива в еде.

Но разве на нее обидишься, если теперь и киот в гостевой комнате украшен ловко сделанными бумажными цветами ландышей, и из-за икон в другой комнате повсюду весело глядят розы — пунцовые, темно-палевые, бледно-розовые, с блестящими зелеными листочками.

Однако Маринке с ее больными ногами ездить отсюда к Постникову пассажу, куда она не без труда устроилась швеей, было более чем неудобно. Но ей вновь повезло. Познакомилась она в мастерской с молоденькой барышней, богатой заказчицей Лизой Нижайской, и та пригласила ее к себе домой, совсем недалеко от мадам Аннет, на Ильинке. Усадила ее Лиза пить чай по-московски и угощала сразу из пяти не то шести вазочек душистым вареньем из полевой клубники, сладким и очень вкусным вишневым, айвовым, с кислинкой, прохладным, хорошо утоляющим жажду, из крыжовника, росшего тут же во дворе, ну и, конечно, нежным земляничным, а также тяжелым, бросающим в жар малиновым и особенно хорошо сваренным из китайских, с крупную горошину, специально подобранных яблочек.

Как ни отказывалась Маринка, Лиза принудила ее откушать каждого. К концу чаепития шесть розеток со всеми шестью опробованными ею вареньями стояли перед гостьей.

И вот тогда, совершенно неожиданно, сама хозяйка сделала Маринке очень выгодное предложение.

— Вы такая ловкая мастерица и такая милая, скромная девушка! — воскликнула она. — Мы с мамой были бы вам признательны, Мариночка, если бы вас устроила свободная на целые полгода комнатка нашей Дуси. Я с вас ничего за комнату не возьму, будете разве тут же принимать от меня, моей мамы и ее подруг заказы и проводить примерки, а шить в мастерской у своей хозяйки мадам Аннет.

— Очень вам благодарна, — искренне обрадовалась Маринка. — Только вот заказы принимает в мастерской лишь сама мадам.

— Это пустяки. Я забегу к ней и обо всем договорюсь. Конечно, все расчеты, как всегда, будем вести с нею.

К вечеру того же дня молодая швея переехала со всеми своими вещами к Лизе.

Не знала Маринка о главном: ради чего вдруг Лиза предложила такую райскую жизнь почти неизвестной ей девушке из провинции.

Маринка устроилась в крохотной комнатке с маленьким окошечком. Стояла там лишь узкая деревянная кровать, на которой она спала, хозяйская швейная машинка с ножным приводом да маленький столик в углу с одним венским стулом. Но Маринка была счастлива.

Здесь к ней никто не приставал с молитвами. Утром уходила рано и дома ничего не ела. Вечером Лиза приглашала к себе пить чай.

— Лизонька, родная, можно я буду только с вишневым? — взмолилась Маринка.

И начались визиты.

— Милочка, Лизонька, я на одну минутку, — щебетала ее подружка.

— Познакомься, Нинуся, это Маринка, она мастерица от мадам Аннет.