А тут, как на грех, соседом по работе оказался другой ученик ремесленного — дылда, тугодум и задира Низов. Дня не проходило в ремесленном, чтобы не пристал к кому-нибудь Сенька, по прозвищу Рябой. Очень любил он власть и поклонение его силе. Сядет на пеньке возле узенького мостика через ручей неподалеку от школы и ожидает. Многие пробегали там, чтобы побыстрей попасть в ремесленное. А дорога загорожена. Стоит посреди мостика Низов, широко расставит ноги в штиблетах с галошами, ручищи огромные с толстыми мясистыми красными пальцами растопырит:
— Садись, милый, на пенек, подари мне свой денек, — с издевочкой всегда одну и ту же песенку, гундося и фальшивя, напевает Сенька.
А это значит — доставай свои домашние тетради, а он, будет в свою тетрадь решение задачек списывать или примеры по грамматике. Сам-то он дуб дубом, учился плохо, да и лентяй был — поискать такого. И не дай-то бог, стишки наизусть задали. Всех по очереди переловит. И каждого заставит читать. А сам подучивает.
На прощанье или нос прищемит меж указательным и средним пальцами до синяка, а чаще леща навесит по шее или пнет ножищей пониже спины. Вот и вся его награда за помощь.
Ну а если что не по нем, измолотит до кровушки, а потом скажет:
— Мотри у меня, нишкни. Не то хуже будет. — И зашагает прочь.
Самого его тоже били не раз ремесленники. Устроят темную и отдубасят так, что дня два-три в школу нос не кажет. Он потом всех подозревает и ни с того ни с сего вдруг то одного, то другого из сотоварищей по классу изобьет до крови.
Васятка ходил в школу с другого конца поселка. И встречи у мостика его миновали. В школе он был все время рядом с Филей, а с тем даже Сенька Рябой не вязался. Больно смел и норовист был Филя и никому обиды не прощал.
И вот теперь Васятка один на один с Рябым. Аж сердце замирало у парнишки от такого соседства. Недобрые предчувствия оправдались раньше, чем Васятка мог ожидать.
Вразвалочку подошел к нему сзади Сенька, сунул кулачищем под бок и загундосил:
— Поспешай, малыш, свово маловато, мово прихватишь, — и подсунул на край стола большую пачку нечищеных свинцовых и цинковых пластин. Потом, схватив все уже очищенные Васяткой пластинки, издевательски присвистнул и не спеша пошел к своему месту.
Когда он занялся наконец делом (а надо сказать, от силы, с какой он царапал по цинку, в комнате скрежет стоял), Васятка тихо взял со своего края стола все его пластины, подошел также сзади к Сеньке, схватил свою долю очищенных пластин, унесенную верзилой, и кинул ему на стол все его нечищеные. Со звоном те разлетелись по столу, часть попадала на пол.
Рябой рванулся, но Васятки уже и след простыл. И только на вторую половину смены поднялся он как ни в чем не бывало к себе наверх. Но когда увлекся работой, позади услышал зловещий гундосый шепот:
— Чисть, скреби, малыш! Сумерничать ноне опосля дуль моих на карачках дома станешь, коли доползешь…
У Васьки голова в предчувствии свинцового удара сама вобралась в плечи, а в душе закопошилась противная мыслишка: «Дурак я, дурак, ну что стоило поработать чуток в обед и вечером малость времени прихватить — зато был бы цел». Ни рост, ни года, ни вся тщедушная, хрупкая по сравнению с Сенькой, комплекция не позволяли Васятке принять бой. Но трусоватую и мелкую мыслишку он решительно прогнал от себя, «Нет, что же выходит? Сенька свою норму тогда и вовремя и с верхом сдаст, а я ить даже свово не исполню. Как на то Павел Александрович глянет? С чем к Филе приду?»
Васятке пришлось приналечь на работу. Более получаса оставалось до конца, когда он полностью выполнил свой урок. Хорошев увидел, что у Василия все сделано, и отпустил его пораньше домой.
Сенька лишился на этот раз возможности преследовать Васька. Он сопел и зло царапал металл, уродуя цинковые пластины сильными бороздами.
Вечером Павел Александрович насчитал у Низова более десятка пластин с яминами и бороздами и выбросил их, как безнадежный брак.
Сеньке за это здорово от него досталось.
На следующий день утром Низов сразу после начала работы молча подошел к Васятке сзади, поднял сжатую в огромный кулак длинную руку-клещину и навесил по Васяткиной тощей шее мощную затрещину.
От неожиданного удара Васятка всей щуплой грудью врезался в стол, аж ребра хрустнули, а вслед зазвенели, посыпались в разные стороны пластины.
Но, видно, в рубашке родился отрок. Павел Александрович появился в тот момент, когда Низов нанес Васятке свой удар.