Холодные зори

Каждый день Василий Адеркин по десять — двенадцать часов работал на «электричке», но никогда раньше не представлял себе, что и его труд, как и труд других сотен, тысяч и десятков тысяч рабочих, претворялся в деньги, лишь малая толика которых возвращалась ему для того, чтобы он не умер с голоду, мог во что-то одеться и платить за свою камору хозяйке. На другую же, значительную часть этих денег акционеры-хозяева расширяли производство, покупали новые станки, нанимали новых рабочих и вместе со своей челядью — приближенными, чадами и домочадцами — покупали меха, красивые дома, целые деревни, содержали армию, полицию, огромный чиновничий аппарат России. Армия, жандармерия и полиция вместе с заводскими чиновниками и были призваны охранять частную собственность хозяев от любых на нее посягательств, особенно от рабочих волнений, стачек, крестьянских бунтов.

Теперь заводские правила и установленный ими порядок — один для рабочих, другой для начальства, третий, не записанный ни в каких правилах, для хозяев-акционеров — уже не казались Василию чем-то раз и навсегда установленным, незыблемым и нерушимым. Он знал, есть сила — это они, рабочий класс России, — которая, сплотившись воедино и окрепнув со временем, скажет грозное «нет» и этим пресловутым заводским правилам, и акционерам-заводчикам, и самому царю!

Жизнь была наполнена отныне и большой горячей мечтой, и повседневными делами во имя исполнения той большой цели, которая стояла перед передовыми рабочими России.

И как всегда, рядом с очень большими были свои маленькие, обыденные заботы и тревоги.

Бойкий и острый на язык с товарищами, дома и на работе, в кружке Василий терял все свое красноречие. Вроде бы и понимает главную мысль, а на уме лишь одно: «Только бы меня не спросил, не дай-то бог, Знаменский». Куда девалась в эти секунды вся Васяткина бойкость и находчивость?

А конспирация пришлась ему по душе.

Каждый раз после кружка приходилось ему выпивать в кабачке или в чайной рюмку-другую водки для запаху, чтобы квартирохозяйка не догадалась об истинной цели его длительных отлучек. Морщился, а пил.

Так и прослыл он на улице своей гулякой.

Но когда хозяйка каморы, учуяв, что от Васятки нередко водочкой попахивает, стала его увещевать и допрашивать — с кем связался, кто спаивает, куда шатается по два, по три раза в неделю, он с удовольствием и бойко отвечал:

— Все пьют, куды же мне-то не в ногу, друзей потерять, авось не в монастыре живу!

— А ты вот что, сынок, — повернулась старуха к Васятке, — пить пей, да только до опохмелки себя не доводи. Самое последнее дело, кто еще и опохмеляется…

— Хорошо, бабуся, учту и во злобу ни себе, ни вам пить много не стану, а гулять с друзьями — дело ить наше молодое.

У самого в эти минуты сверлило в мозгу словами сокамерника, а теперь сокружковца, сказанными после первого занятия кружка, когда темными улочками возвращались домой:

«Кто бы тебе, друг, когда и где ни сказал, что видел, будто ходишь на тайные собрания, и даже если верный адрес укажут и товарищей твоих назовут, даже если скажут, мол, товарищи сами признались и уже выдали тебя, — молчи, парень, прикуси язык, сиди, будто в рот воды набрал».

18. ДНИ И НОЧИ РАБОЧЕГО ПОСЕЛКА

Размеренно и монотонно, словно на засиженных мухами ходиках в деревянном домушке, где теперь живет со своими родителями Василий Адеркин, текут серенькие будни рабочего поселка.

На смену одному бесконечно трудному, безрадостному дню шагает по улицам поселка с ручейками очередной рабочей смены день следующий.

С чувством постоянной неустроенности, тревогой за будущее, с непроходящим ощущением физического недомогания заполняет узкие улочки и переулки приволжского рабочего поселка новый рабочий поток, чтобы своими страданиями, соленым потом и непосильным трудом насытить заводскую ночь. В этом царстве Молоха отсутствует даже деление людей на женщин, мужчин и подростков: все одинаковы перед всесилием общего для всех закона, разработанного верными слугами заводчиков — юристами и утвержденного акционерами в Питере. Закон этот носит бесстрастное наименование: «Правила о найме рабочей силы на Волжские железоделательные заводы».

В металлургических цехах во исполнение этих бездушных правил, которые обрекают рабочих на полное бесправие, люди задыхаются от нестерпимой жары и духоты, вынужденные работать полуголыми, несмотря на снопы горячих искр и знойного пала от плавильных печей. Там нет даже воды, чтобы, облиться и немного охладить свое разгоряченное тело или хотя бы утолить Жажду, всласть попить, освободиться от спекающейся горькой слюны во рту, постоянной перхотки в пересохшем горле, частых приступов сухого болезненного кашля.