Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме

Он подробно изложил свой план. Изначальные участники объединяются в ячейки по десять человек, которые должны привлекать новых членов. Каждый член ячейки организует группу из еще тридцати человек. Исключая греков. Как только станет очевидно, что силы освобождения приближаются, по сигналу мы попробуем совершить побег. Да, мы невооруженные и слабые, но нас будет три тысячи против двухсот эсэсовских охранников. Все понимают, что это вопрос жизни и смерти, поэтому решимость придаст нам силы. Оружие предстоит отвоевать в ходе неожиданного нападения на одиночных охранников на постах.

Идея была отчаянная, но и другого выбора у нас не имелось. Казалось, это единственный способ предупредить следующий шаг нацистов, которые – мы были в этом уверены, – в случае опасности уничтожат лагерь со всеми его обитателями.

Мы все приняли его план. Однако на этом наше зарождающееся сопротивление и закончилось. Не дошло не то что до реализации замысла, но даже до привлечения новых участников, потому что три дня спустя две трети лагеря отбыло по новому назначению. Естественно, это положило конец собраниям у Фельдмана, и план побега пропал втуне.

Вышло так, что убийственную новость нам объявили на вечерней перекличке сразу после собрания, на котором был оглашен план.

После рутинных мероприятий – иными словами, беспощадного избиения «нарушителей» – Макс с писарем вышли в центр площади.

– Я буду зачитывать номера, – провозгласил Макс. – Те, кто услышит свой номер, завтра не идут на работы. Стройтесь в отдельную колонну.

Узники затряслись от страха. Что это может означать? Нам очень не нравилось, когда нас выделяли; больше всего мы боялись оказаться вне строя.

На зачитывание номеров ушло два часа. Даже после сигнала к отбою Макс упорно продолжал орать. Отобрали почти две тысячи человек. Я был в самом начале списка. Мне радоваться или бояться? Сразу стало понятно, что мы покидаем лагерь. «Конечно, места хуже нет и быть не может», – думал я. И как же я ошибался! Самым худшим сценарием был Биркенау с его лесом дымящихся труб. Но и это, промелькнула у меня мысль, не такой уж нежелательный пункт назначения.

На следующее утро мы выдвинулись в пеший марш с пайками хлеба на два дня. Чудо из чудес – Макс, ненавистный лагерный божок, – тоже был в наших рядах. Одиозный старшина лагеря стал жертвой государственного переворота. Мозговым центром этого переворота были капо Вайс и Михель, вероломный писарь. Они составляли список, выбирая жертв в случайном порядке. А заодно оговорили Макса перед комендантом. Они убедили мясника изгнать и его тоже.

Адская ирония – посреди ада.

Макс громовым голосом зачитывал номера. И вдруг наткнулся на свой собственный. Ему пришлось и его огласить – поблажек тут быть не могло. В мгновение ока владелец парижского борделя, убийца и предатель, оказался сведен до статуса обычного заключенного. Но не окончательно: комендант все-таки проявил снисходительность и назначил его, этого низложенного вассала, капо нашего отбывающего подразделения.

Куда мы направлялись? Вопрос, мучивший каждого в колонне. Паек на два дня означал долгий марш; количество сопровождавших нас эсэсовцев и людей Тодта тоже не обнадеживало.

Путь действительно оказался долгим, как уже нередко случалось с нами на этой проклятой земле. Мы едва волочили босые ноги, потому что деревянные башмаки, полученные в Аушвице, давно закончили свои дни в помойной яме. Свежий асфальт на дороге нещадно ранил наши и без того окровавленные стопы. Естественно, хлебные пайки мы проглотили сразу, как только получили. Изголодавшемуся узнику не под силу сдерживать свои жевательные мышцы, чтобы равномерно распределить выданную ему пищу.

Как бедному жениться, так ночь коротка, – солнце вдруг решило показать себя с лучшей стороны и теперь нещадно палило с неба, так что наши робы курились от пота и пыли. Вши тоже не теряли времени даром.

Мы опять проходили мимо лагерей и маленьких городков-призраков. Первую остановку сделали ближе к вечеру, на крутой дороге возле тихой деревушки. По группам нас заводили в местную общественную баню. Снова пришлось раздеться и побросать одежду в кучу. Мы стояли под душем, пока наши вещи проходили обработку от вшей. Когда нас наконец изгнали из этого рая горячей воды, отыскать свою робу среди прочих оказалось практически невозможно – все они выглядели одинаковыми. За каждый предмет одежды приходилось сражаться. После драки я оказался в еще худших обносках, чем прежде. Я-то хотел сохранить хотя бы рубашку и кальсоны, но вместо них получил чужие лохмотья.

В таком виде на следующий вечер мы прибыли в пункт назначения – огражденный колючей проволокой гитлеровский Arbeitslager – трудовой лагерь – в Фюрстенштайне под римским номером III.

Часть II

Глава одиннадцатая