Читаем Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме полностью

Капо сгоняли людей в группы. Со скрещенными на груди руками большие шишки наблюдали за хаосом, стоя у палатки номер один, обиталища старшины лагеря и канцеляристов. Команды выкрикивались на немецком и на венгерском; звучали названия компаний, использовавших рабский труд:

– Hegerfeld, antreten! – «Хегерфельд», построиться!

– Lagerarbeiter zu mir! – Лагерные рабочие сюда!

– Sänger und Lanninger! Sänger und Lanninger! – «Зангер и Ланнингер»! «Зангер и Ланнингер»!

– Pischl munkások felállni! – Рабочие «Пишль», подъем!

– Kemnások! Kemnások! Első utca! – Рабочие «Кемны»! Рабочие «Кемны»! На первую улицу!

– Tegnap érkezettek! Újak! Hozzám! – Те, кто прибыл вчера! Новички! Сюда!

В сумасшедшем темпе строились организованные колонны.

Мы встали отдельной группой. Двое заключенных из числа шишек двинулись в нашу сторону. Мужчина лет сорока-пятидесяти с дубинкой и второй, чисто выбритый, с лысой головой. Старшина и писарь лагеря. Капо закричали:

– Achtung! Schmützen ab! – Внимание! Шапки долой!

Шапки слетали с голов при приближении этих двоих – чисто одетых и вымытых рабов-капо, двигавшихся между рядами. В Фюрстенштайне стоять навытяжку полагалось не только перед немцами, но и перед надсмотрщиками-евреями.

В Фюрстенштайне старшину лагеря Берковица с его дубинкой боялись сильнее, чем Макса в Эйле. Макс, вроде как командующий новичками, бегал взад-вперед возле нас, жестикулируя и выкрикивая приказы, устанавливая порядок. Он изо всех сил старался произвести впечатление на шишек, чтобы занять хотя бы какой-нибудь средний ранг. Но здесь он никого не знал, и никто не знал его.

С притворной непринужденностью он сделал шаг к Берковицу и сказал, как давнишнему приятелю:

– Если позволите, коллега… господин. Я Макс, старшина лагеря.

Дубинкой Берковиц мгновенно врезал по руке, протянутой для рукопожатия. Макс задохнулся от боли и отшатнулся, потрясенный. По колонне пробежали приглушенные смешки, кто-то зацокал языком, хотя на самом деле смеяться у нас не было настроения. Классический пример высшего возмездия.

– В лагере уже есть два начальника. Кому неясно, мы быстро растолкуем. Vestanden? – Ты понял?

Макс трусливо отступил. Попытался спасти то, что еще можно:

– Но в Эйле меня назначили капо этой колонны.

– Капо – это еще куда ни шло. Ладно, поглядим.

Берковиц из Верхней Венгрии. Сомнительный персонаж – вроде раньше был лавочником. Сидел за финансовые махинации. Яркий пример того, как благодаря извращенным законам в лагерях возвышаются отщепенцы. Берковиц пользуется своей властью сполна. Поговаривают, что они с Ромером, лагерным писарем, который дома, в Чехословакии, был инженером, полностью подчинили себе коменданта лагеря.

Ромер тоже делает шаг вперед. У него в руках список. Он говорит на немецком. Зачитывает наши номера и распределяет новичков по уже сформированным группам. Я оказываюсь в команде «Зангера и Ланнингера». Занимаю свое место в длинной очереди. Мой сосед – бледный и согбенный – говорит приглушенно:

– Ну, тебе и повезло.

– Почему?

– Знаешь, что означает «Зангер и Ланнингер»?

– Нет.

– Самый мерзкий туннель. Сам увидишь.

– Ты же там как-то выдерживаешь?

– Только «Кемна» хуже «Зангера и Ланнингера», – говорит он вместо ответа, с глубокой убежденностью. – Ну и сам ад. Ты из Будапешта?

– Из Бачки.

– Меня увезли из Будапешта. Сняли с поезда 44 на вокзале Келети. Меня зовут Фракаш. Доктор Фракаш.

Я тоже представляюсь по имени. Впервые за все дни, проведенные здесь. Мы пожимаем друг другу руки.

За то время, которое требуется, чтобы добраться до стройплощадки в четырех километрах от лагеря, доктор Фракаш, врач из Будапешта, успевает показать мне Фюрстенштайн. Он рассказывает про «Зангера и Ланнингера» и про условия работы. Компания строит подземную сеть пещер. Труд изнурительный, мучительный физически и морально. Надо взрывать породу, бурить ее и вывозить камни – двадцать четыре часа в сутки, в две смены. Руководят процессом профессионалы из Италии. Сторонники премьер-министра Пьетро Бадольо[27]. Военнопленные и интернированные. Оказались в руках немцев после падения Муссолини. Прокладывать тоннели итальянцы умеют лучше всех.

«Зангер и Ланнингер» – частная компания. Со штаб-квартирой в Берлине или, может, Дюссельдорфе. Здесь, в Фюрстенштайне, у нее есть хорошо укомплектованное региональное отделение. Компания выполняет государственный заказ и выплачивает акционерам приличные дивиденды. Ради этой прибыли в день погибает по двадцать-тридцать изгоев. Ост-Индская компания и чайные магнаты Цейлона и то больше интересовались судьбами рабов, гнувших спины на их плантациях, чем акционеры «Зангера и Ланнингера» нашими. Мы даже не являемся собственностью этих безусловно выдающихся финансистов и предпринимателей. Наше исчезновение не будет грозить им денежными потерями. Государству тем более. Бесплатной рабочей силы в Европе полно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное