Холодный огонь

– Я непрестанно думал об этом, – произнес Генри, – и, кажется, стал понимать. Но к тому времени Джим уже вырос, и мы давно перестали говорить об Атланте. Если честно, мы вообще перестали разговаривать.

– И что же вы поняли?

Генри взял здоровой рукой парализованную и посмотрел на костяшки пальцев. Холли почувствовала, что старик не уверен, может ли ей открыться.

– Я люблю его, Генри.

Он поднял голову и посмотрел Холли в глаза.

– Вы правы, Генри, сам Джим никогда не рассказал бы мне об Атланте. Но он и о многих других вещах отказывается рассказывать, не пускает меня в некоторые закоулки своего прошлого. Он любит меня, я уверена. Но он словно зажал что-то в кулаке и не хочет показать. Если я выйду за него замуж, если мы поженимся, я хочу знать о нем все… Или мы никогда не будем счастливы. Нельзя строить семейную жизнь на тайнах и недомолвках.

– Конечно, вы правы.

– Расскажите, почему Джим себя гложет. Чувство вины убивает его, Генри. Если у меня есть шанс ему помочь, я должна знать то, что знаете вы.

Генри вздохнул и на секунду задумался.

– Мои слова могут показаться вам суеверной чепухой, но это не так. Я постараюсь рассказать обо всем просто и коротко, потому что в подробностях это покажется вам совсем уж странным. У моей жены, у Лены, был дар. Думаю, вы бы назвали его даром предчувствия. Не то чтобы она видела будущее, могла определить, кто выиграет на скачках, или сказать, где вы окажетесь через десяток лет, но бывало… Например, приглашают ее на пикник в воскресенье, а она, не задумываясь, говорит, что в воскресенье будет лить как из ведра. И действительно весь день льет как из ведра. Или соседка забеременеет, а Лена сразу говорит о младенце в мужском или женском роде и всегда оказывается права.

Холли почувствовала, что последние кусочки пазла становятся на свои места. Генри посмотрел на нее так, будто хотел спросить, не считает ли она, что он под старость выжил из ума, и Холли, давая понять, что это не так, взяла его за руку.

Генри окинул ее внимательным взглядом и спросил:

– Джим при вас делал что-нибудь странное, что-то волшебное?

– Да.

– Тогда вы понимаете, к чему я веду.

– Возможно.

Снова закричали невидимые птицы. Пациенты у телевизора завертели головой, пытаясь понять, откуда доносится звук.

Холли посмотрела в окно. Птиц во дворе не было, но она понимала, почему от их криков у нее на затылке шевелятся волосы. Она вспомнила, как Джим смотрел на птиц на кладбище и как он следил за их полетом по пути в Солванг.

– Джейми, наш сын, пошел в мать. – Генри будто и не слышал клекота. – Порой он просто знал о чем-то наперед. Но его дар был послабее, чем у Лены, это факт. А когда он женился на Каре и та забеременела, Лена в один прекрасный день сказала: «Этот ребенок будет особенным, он будет настоящим ведуном».

– Ведуном? – переспросила Холли.

– Так у нас называют тех, кто, как Лена или Джейми, обладает даром. Но Лена имела в виду, что ребенок будет не особенным, а уникальным. Потом родился Джим, и годам к четырем… В общем, он начал вытворять всякие странности. Например, однажды дотронулся до карманной расчески, которую я купил в парикмахерской, и стал рассказывать, что там происходило, хотя никогда в жизни не был в той парикмахерской, потому что жил с Джейми и Карой в Лос-Анджелесе.

Генри ненадолго замолчал, чтобы отдышаться. Его речь стала менее разборчивой, правое веко опустилось. Похоже, долгий разговор требовал от него физических усилий.

Тем временем санитар с фонариком обследовал дымоход камина; он щурился, пытаясь разглядеть, не застрял ли кто-нибудь возле заслонки. Невидимые птицы теперь не только орали, но и яростно хлопали крыльями.

– Джимми мог дотронуться до предмета и рассказать и о нем, и о его владельце. Не все, конечно, а так, по мелочи. Стоило ему взять какую-нибудь вашу вещь, и он уже знал, как зовут ваших родителей или чем вы зарабатываете на жизнь. Или мог сказать, в какую школу ходил хозяин вещицы и как зовут его детей. Разные сведения, он не контролировал свой дар. Но если пользовался им, всегда что-то узнавал.

Санитар, наслушавшись советов троих пациентов, отошел от камина и теперь хмуро смотрел на вентиляционные решетки. Птичий гвалт разносился по комнате.

– Давайте выйдем во двор, – предложила Холли и встала.

– Подождите, – несколько огорченно сказал Генри, – дайте мне закончить.

«Джим, ради бога, – мысленно попросила Холли, – продержись еще минуту, всего минуту».

Она неохотно села.