Холст

– Тогда я связал оставленные синицей перья в пучок. Кстати, он до сих пор где-то у меня лежит, – похвастался он, – Да, точно, на подоконнике этот самый пучок оставил. Не мог же я выбросить этот предвестник счастья. Нет, не мог, конечно, – в руках Сергей теребил небольшой ржаной пучок колосьев, в который по не понятным причинам вписалась ромашка. Скорее всего, с луга ее принес все тот же свободно гуляющий по полю ветер, который аккуратно положил ее на мягкие усики колосьев, как на перину. – Любит, не любит, любит, не любит, – начал считалочку Сергей, открывая поочередно белоснежные лепестки.

– Не любит, Сергей, не любит. Ты там ромашку нашел что ли? – со звонким смехом спросила Юля, все это время внимательно слушавшая его монолог. – На кого гадаешь, не на меня ли случайно?

Столь звонкая подколка не прошла незамеченной. Она привела Сергея в реальность, он быстро поднял голову от ромашки и сразу же уткнулся лицом в одну из веток высохшего, полусгнившего сухого ветвистого дерева. Практически черное дерево было единственным, что возвышалось над гладью золотистого ржаного поля.

– Юля, я сегодня не могу сесть за руль. Заедешь за мной?

– Милый, конечно, заеду. Прямо сейчас выезжаю. Я мигом. Раскрой мне свой адрес наконец-то.

– Название деревни Зара, ул. Песочная, 13. Мой дом крайний слева, на центральной улице. От города примерно через 11 километров будет съезд налево.

– Хорошо, хорошо, Сереж, я все записала.

– Постой, – настойчиво сказал он, чувствуя, что Юля отняла трубку от уха.

– Да, да, я тут, с тобой!

– Напротив моего дома в поле, растет то самое сухое дерево. Его издалека видно. Оно черное, ужасно корявое и очень высокое. Ствол его очень толстый. В точности как я нарисовал на картине, которую тебе показывал. Не проедешь.

– Я помню эту картину с ржаным полем и Васькой на дереве. Прекрасная яркая картина. Такая сочная золотистая рожь у тебя получилось. Как будто и не рожь вовсе, а целый океан, – сказала с особым восторгом, – Но ты ведь вроде ее еще не закончил?

– Да, она самая, – горделиво ответил Сергей. Он большими шагами шел к дому, с хрустом распинывая перед собой колосья.

– Милый, на улице уже темно. Я вряд ли смогу увидеть это дерево. Лучше встреть меня на дороге, чтобы я не проехала. Хорошо, Сережа?

– Хорошо, я пойду тебе навстречу. Да и не надо, чтобы соседи видели нас вдвоем. Нехорошо это, – осуждающе сказал Сергей. Скорее это осуждение он распространил на самого себя. Он даже грустно вздохнул после этих слов, – эти плебеи выдумают свою историю и, конечно же, в ней мы будем с тобой любовниками. – Сергей резко остановился и обозленным взглядом стал оглядывать все стоявшие вдоль центральной улицы дома.–Ты и представить не можешь, что они про меня говорят, про мою семью. И говорят и говорят, и говорят и говорят. Как только не отвалились их грязные языки.

– Сереж, не злись, милый. Не слушай их. Я выезжаю. Встречай меня. Целую! –Юля мигом сбросила трубку, чтобы не тратить и без того затянутое время на телефонные разговоры. Она сейчас была похожа на бабочку, которая готова выпорхнуть из банки с названием «Художник» и полететь на свет своего сердца. Хотя по тому, как она выбегала из магазина, назвать ее бабочкой было бы весьма сложно. Все началось с того, что трубку телефона она выпустила из рук раньше, чем она коснулась аппарата. Успев добежать до двери, раздался удар упавшей на пол трубки на подпружиненном проводе. Схватившись за дверную ручку, Юля на долю секунды замерла, но почему-то не обернулась. Трубка отскочила и ударилась о пол второй и последний раз. Исходящие из трубки короткие гудки заполнили всю комнату. Пожав плечами, Юля дернула за ручку двери. Или в этот момент у нашей «бабочки» был неимоверный приток сил в порыве страсти или мама от переживания после услышанного стука держалась крепко за ручку по ту сторону двери. Во всяком случае, Алла Георгиевна буквально ввалилась в комнату вслед за дверью. Юля, словно не замечая, помчалась дальше, к выходу на улицу. Лишь в центре торгового зала она затормозила свой полет, перешла на медленный шаг. Ее молодое, упругое загорелое лицо обрело задумчивый вид, а на ее гладком лбу появились две еле заметные горизонтальные морщинки.

Бывает так, когда бежишь к желаемому, глаза не способны заметить тех экспозиций, которые встречались на пути к нему. Словно на периферическое зрение повесили шторки из темной, плотной ткани. А в это время, внутри головы на сетчатку глаза транслировался фильм, в котором желаемое становится реальным. Такое произошло сейчас и с Юлей. Ее задумчивый взгляд и ее быстрые повороты головы назад наводили на мысль, что она словно что-то забыла в той комнате. Все же навязчивое чувство взяло над ней верх. Она с громким и частым цоканьем каблуков вернулась. Алла Георгиевна стояла, вжавшись спиной в дверь, прижимая к груди обеими руками влажную салфетку. Завидев возвращение дочки, она лишь робко покосила на нее свои испуганные глаза.