Я не поверил Ликургу, будто он собирался покончить с жизнью. Он цеплялся за жизнь сильнее, чем моллюск. Если бы его одним ударом разрубили пополам, обе половинки продолжали бы жить. Он сгустил краски, чтобы завладеть моим вниманием. Мы давно не общались, но он по-прежнему был поверхностным и бестактным. Говорить с ним – все равно что слушать попугая-софиста. Ликург являл собой живой проигрыватель избитых истин. Я настолько хорошо знал его репертуар, что цитировал его по памяти, когда он закрывал свой клюв и давал мне возможность пропищать что-нибудь в ответ.
– Не встреть я тебя здесь, позвонил бы. Мне очень нужен друг, способный выслушать меня.
– Что стряслось? – спросил я. – Хустина выгнала тебя из дома?
– Если бы она меня выставила на улицу, то сделала бы одолжение. Проблема в другом. Я влюблен, в Ольгу.
– Рад слышать, что ты любишь кого-то.
– А мне нерадостно. С нее начались мои проблемы. Я втрескался в нее и сделал ей предложение. Я пообещал развестись или утопить Хустину в ванне. Ольга мне ответила решительным отказом. Я никогда еще не слышал такого жесткого нет. Не удовлетворившись крахом моих семейных планов, она порвала со мной. Знать обо мне ничего не хочет.
– Какая неожиданность! – воскликнул я. – Тебе объяснить причину разрыва?
– «Я бросаю тебя, потому что ты слишком уродлив», – сказала она. Потом заявила, что была слепа все те месяцы, что встречалась со мной, а теперь, слава богу, прозрела… Что скажешь?
– Любовная слепота не безнадежная болезнь. Есть счастливчики, к которым зрение возвращается… Нам обманываться ни к чему. Мы же с тобой знаем, что не были рождены от долота Праксителя [34]
.Ликург ответил:
– Моя неприглядность не повод для разрыва. Я привлекательнее многих киноактеров, лучше, чем Бельмондо, например. Подозреваю, что она бросила меня по другой причине. И она не захотела ее назвать. До последней момента она говорила об эстетической стороне дела. Сказала, что, если бы родила ребенка с моим лицом, вернула бы его акушерке в знак протеста. Она меня так сильно оскорбила, что я пообещал покончить с собой. Она побежала в ближайший хозяйственный магазин и купила пять метров крепкой и надежной веревки. «С удовольствием посмотрю, как ты на ней будешь раскачиваться», – сказала она с жестокостью. Я ответил, что из-за плохой погоды шоу откладывается. Она заявила, что разочаровалась во мне, что ни за что не будет любить непоследовательного человека, который разбрасывается угрозами и не выполняет их. Настоящий мачо заявляет о суицидальных намерениях и приступает к делу. Я попросил у нее прощения за ложные обещания, у меня ведь нет опыта в таком деле – раньше я никогда не уходил с этого света, а новичкам все прощается, вот если бы я совершил самоубийство два-три раза до этого, мне не составило бы труда устроить ей показательное повешение. Я расстроился оттого, что веревка не пригодилась, и предложил ей использовать инвентарь по другому назначению. Завязать его у меня на шее и потащить меня за собой, как пса. Чтобы удовлетворить ее, я ползал бы на четвереньках, вилял хвостом и мочился на фонарные столбы. Она не приняла мое предложение. Если бы она захотела завести собаку, то выбрала бы породистую, никогда не связалась бы с жалким подобием.
Я перебил его, чтобы спросить:
– Какая помощь тебе нужна от меня? Чтобы я выдрессировал тебя, как ищейку, и на следующий день Ольга взяла тебя своим питомцем?
– Я не хочу становиться ее шавкой, я пытаюсь убедить ее в своей любви.
– Ерунда! Ты же знаешь, что она уверена, что ты ее любишь. Добейся другого – чтобы она тебя полюбила.
– Действительно, – согласился Ликург. – Что посоветуешь?
– Отступись от Ольги. Я знаю тысячу куриц получше.
– Отказаться от нее невозможно.
– Тогда запасись анестетиками, чтобы пережить унижения. Нет более жестокого садиста, чем разочаровавшаяся и презирающая тебя женщина.
– Хочешь сказать, что Ольга когда-то меня любила? Ты правда думаешь, что я ей хоть немного нравился? – он вцепился в это предположение, как собака в сахарную кость.
Ликург не помнил об изначальной привязанности Ольги к нему и жестокости, которой он ответил на ее теплые чувства.
– Я пошел, – поставил я его в известность – мне стало тошно от разговора…
– Останься еще ненадолго. Я не буду просить у тебя советов и докучать признаниями. Единственное, о чем тебя прошу, давай выпьем в тишине. Напьемся, как двое попрошаек. Будем опрокидывать стопку за стопкой, пока один из нас не грохнется в беспамятстве.
– Прости, Ликург, но не составлю тебе компанию, меня ждут важные дела. Чтобы скрасить твое одиночество, вот тебе подарочек. Заверни его в красивую обертку и преподнеси Ольге. Такие знаки внимания смягчают женские сердца.
– Она из легального золота? – спросил он.
Цепочка извивалась в его руках как жеманная гадюка.
– Из надежного золота. Она принадлежала элитной французской проститутке. Я переспал с ней, и она забыла украшение в мотеле. Не исключено, что она оставила его специально, как напоминание о нашем знакомстве.