Выдуманное мной происхождение цепочки впечатлило Ликурга. Упоминание о европейцах вознесло украшение до вершин Олимпа. Кроме этого, он смирился с моим уходом. В знак солидарности я заранее оплатил его выпивку и сказал официантке:
– Смотри внимательно, он страдает от любви. Когда допьет, приготовь ему бутылочку.
Несмотря на всю патетику, Ликург не показался мне безнадежно влюбленным. Мне не верилось в то, что он способен корчиться в муках страсти. Он принял брожение газов в кишках за любовную тоску. Несомненно, девушка его притягивала, но причина была не во влюбленности. Ольга завладела его воображением, потому что он полагал, что сможет превратиться в собаку рядом с ней. Она стимулировала его потаенную наклонность, требуя от него стать тем, кем он являлся на самом деле. А истинным обличьем Ликурга была собачья натура.
Я зашел в кинотеатр. Показывали старый итальянский фильм. Я видел его много лет назад, но сюжет меня интересовал, я искал убежища, защиту от наползающей тьмы.
Перед сном я листал журнал. Лежа в кровати рядом со мной, Талия с легким головокружением от алкоголя снимала ацетоном лак с ногтей. По телевизору шла музыкальная комедия, которую никто не смотрит.
– Я хочу рассказать тебе кое-что, о чем молчала до сих пор, – вдруг заявила Талия, должно быть, под воздействием выпитого. – Но сначала пообещай, что простишь меня за все, что я тебе скажу.
– Твой грех легкий или смертельный?
– Не сказала бы, что он легкий, скорее, это камень на совести.
– Ты получишь мое прощение, – обещаю я и жду признания о грехопадении с молодым медиумом.
– Помнишь того парня, который погиб на заборе папиного дома?
– Как такое забыть!
– В общем, он умер по моей вине. Он полюбил меня чистой любовью. Следовал за мной как тень, в те места, куда я заходила. Мне ужасно льстило иметь такого настойчивого поклонника. Однажды, когда он решился подойти ко мне на улице и спросить, как меня зовут, я соврала ему, что не замужем. Думаю, из-за моего вранья он решил, что я живу с родителями. Несчастный случай произошел в ту ночь, когда он залез на забор, чтобы увидеться со мной. Я много лет считала себя виновной в его смерти.
– Кем, черт подери, был это парень? Прямым потомком Дон Жуана?
– Не знаю. Он не назвал мне своего имени. Он влюбился в меня без лишних слов.
– Точно лунатик. Не убивайся из-за случившегося и не вини себя в безумствах дурака, – этими словами я закончил разговор, встал и отправился в ванную.
Пока чистил зубы, я размышлял о несчастном парне и сочувствовал ему. Прошло столько лет после его смерти, и то и дело какая-нибудь из женщин этого семейства объявляет его своим поклонником. Будь он тряпичной куклой, они давно растерзали бы его на клочки.
Глава XXV
Патрокл запретил Григоте приходить домой к Хулии и потребовал, чтобы ноги его не было поблизости. Но этого ограничения ему показалось мало, и он запретил парню появляться в их квартале, равно как и посещать клубы, рестораны, церкви, больницы и дома, куда обычно наведываются друзья семейства Дель Пасо-и-Тронкосо или их слуги. Оставалось только повесить на шею Григоте колокольчик, который своим звоном предвещал бы его приближение, словно он был средневековым прокаженным.
Моя радость от этой победы длилась недолго. Она закончилась в тот день, когда перед особняком Патрокла остановился «мерседес» с тонированными стеклами, за которыми не было видно ни зги. Это наталкивало на мысль, что автомобилем никто не управлял и он жил собственной жизнью. Открылись двери, и из недр транспортного средства возник Чико Линдо, сопровождаемый тремя громилами.
Патрокл и Чико Линдо довольно долго разговаривали. Этот промежуток времени сложно измерить в минутах, поскольку время перестало существовать. Речь не о том, что остановились часы, скорее о том, что сеньоры не обращали на них внимания, как не замечаешь назойливый дождь, стучащий в стекла, пока под ним не промокнешь.
Телохранители первым делом осмотрели въезд, сад, тропинки. Наискучнейшее занятие. Улица выглядела совершенно безобидной в своей наготе, предложенной солнцу. От жары плавился раствор, скреплявший брусчатку. Стаи бабочек перелетали от одной лужи к другой и самоубийственно врезались в проезжающие автомобили. Крылья погибших насекомых, желтые и белые, словно лепестки, сорвавшиеся с цветка, украшали проезжую часть.
Жара победила громил. Один заснул на заднем сиденье с включенным на всю громкость радио. Другой, расположившись на лужайке среди подсолнухов, чистил пистолет. Третий, перегнувшись через окно, заигрывал с поварихой, обладательницей внушительной груди, которая, обрадованная мужским вниманием, выплыла в сад с подносом прохладительных напитков.