Хонас и розовый кит

В миг, когда она увидела Алекса, ее сердце замерло, единственная часть тела, испугавшаяся насильника, оно бешено заколотилось в надежде вырваться из груди. Ночью она с трудом уснула. Ей пришлось проглотить три пилюли противозачаточного средства. Я напомнил ей, что контрацептивы – это не снотворное, она была иного мнения. Я не стал спорить, Хулия считала их настолько могущественными, что верила: десяти пилюль достаточно, чтобы покончить с собой. Я догадывался, что на самом деле она заснула от влажной прохлады и обильного запаха трав, отравившего наш квартал. Но ей хотелось верить в то, что ее сморил искусственный сон, за которым последовало искусственное пробуждение и день, в котором единственным настоящим впечатлением было безудержное биение сердца. Гардероб она не подбирала. Наряд ждал ее в шкафу готовый – соблазнительный и жизнеутверждающий. Коротенькое черное платье, которое она не осмеливалась надевать по воскресеньям, поскольку в нем не впустили бы в церковь. Белые колготки. Черные сапожки. Важнее одежды были духи, которыми она, руководствуясь эротической географией, натерла мочки ушей, шею, внутреннюю поверхность бедер и пупок. Больше всего внимания она уделила макияжу, щедро покрыв им лицо, ставшее похожим на лик молодой грустной проститутки, который с одинаковым успехом мог украшать как витрину борделя, так и полицейскую сводку. Вооружившись неподобающей красотой, она отправилась в дом к Алексу, не понимая, что и единственным средством обороны, и главной угрозой ее безопасности была ее ослепительная привлекательность.

Комната Алекса оказалась такой, как она предполагала, – в ней царил бардак: книги на стульях, чистая одежда на кровати, грязная одежда на полу, шкаф открытый и пустой, словно ненужная кладовая.

Не осознавая побуждений, которые привели ее сюда, Хулия зашла внутрь, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку. Алекс, увидев ее, понял, зачем она явилась. Он до малейших подробностей знал, что сейчас произойдет, как будто у него в кармане был сценарий этой пьесы. Хулия смутно догадывалась, что вернулась в эту комнату из-за того, что страх не оставил ей другого выбора. И вот, под сгустившимся светом, паутиной накрывшим хаос, в уютной полумгле к ней вернулся дар речи, она взяла судьбу в свои руки и неожиданно для себя услышала свой голос, приказывающий Алексу раздеться. Повинуясь, Алекс снял брюки и рубаху. Он мог сослаться на холод, мог выставить ее из спальни под все извиняющим предлогом собственного помешательства. Но внезапное появление девушки лишило его единственной защиты – спасительного безумия. И полуголый Алекс подтверждал, что ничего более здорового и ясного, чем его странный вид, в комнате не было. Спустив трусы, он оставил на себе одну странную деталь – психическое здоровье, которое он с себя снять не мог. Ему ничего не оставалось, как прикрыть руками пах, непроизвольным и наигранно детским жестом.

Подняв взгляд, Алекс увидел Хулию обнаженной. Она разделась незаметно. Он забыл, что девушка пришла к нему одетая, казалось, в комнату она зашла в чем мать родила. Как будто он читал ее мысли и узнавал о намерениях раньше, чем она сама. Он неясно предвидел эту встречу, и вот Хулия лежит перед ним на кровати с раздвинутыми ногами и с оскаленными в улыбке, будто вырезанными из слоновой кости, зубами, которые наводят на него ужас. «Изнасилуй меня, придурок. Хочешь меня изнасиловать? Тогда не мешкай». То ли она произнесла эту команду, то ли та читалась в изгибе ее тонких, как лезвия, губ. Это нельзя было назвать приглашением, скорее наоборот, она прозвучала как агрессивный вызов судьбе, как просьба к охотнику изнуренной жертвы, которая располагает лишь одним оружием – желанием быть проглоченной вместе с ядом.

Он взглянул на нее со сладким любопытством идиота. Приблизился к ней, поцеловал ступню и склонил поверженную голову на кровать. Хулия пнула его в лицо. Истекая кровью, он застонал, сидя на полу, одной рукой зажимая разбитые губы, другой прикрывая умертвленные ею гениталии, где рука выполняла роль уже не защиты, а, скорее, могильной плиты.

– Больше ко мне не сунется. Никогда меня не потревожит, – сказала Хулия и расхохоталась, вспомнив, как Алекс попросил у нее закурить, когда она выходила из комнаты.

– Ты его спровоцировала? – спросил я.

– Нет, – буркнула она, не переставая раздуваться гордостью от своей победы. Гордостью, которая заставила ее недружелюбно задрать подбородок вверх.

– А если бы он принял предложение и изнасиловал бы тебя?

– Он не посмел бы, я была в этом уверена.

– Но если допустить, что предчувствие тебя подвело и он набросился бы на тебя.

– Я не могу думать о том, чего не было.

– Напряги воображение.

– Не буду.

– Исходя из чего ты была уверена, что он тебя снова не изнасилует?

– Исходя из того, что сегодня я проснулась с чувством абсолютной уверенности в себе.