Хонас и розовый кит

Безрассудство, на которое пошла Хулия, разбудило во мне ревность. И мне захотелось сказать: «Ты такая отважная и тщеславная. Думаю, твоя гордыня, прежде чем насладиться разгромом Алекса, была вскормлена приличной суммой, которую за тебя отдали. Скажи мне по секрету: сколько ты стоишь, голубка?» Я промолчал, потому что она не подозревала о торгах, на которые ее выставили. Не подозревала, что само ее представление о свободе было в корне ошибочно, что она принадлежала хозяину и стоила не больше пешки, убранной с шахматной доски.

Задушив свои вопросы, я также отрекся от права признаться ей в своих тайных планах. Какой прок посвящать тебя в мое последнее решение отправиться за границу с контрабандой кокаина? Я ничего ей не сказал, потому что для этого сначала ее нужно было просветить о делишках Патрокла. Рассказать об охватившем меня безумном порыве выбежать на улицу и, стуча в сковороду, кричать о том, что мой тесть – лицемер. О том, как я делился открытием то с одним, то с другим другом, и ни один не поверил. Как я пережил отчаяние человека, который увидел ночью НЛО, рассказал о нем миру, и тот потребовал предоставить доказательства, а я в качестве аргумента могу предложить только свою эфемерную честность.

Отсутствие отклика на мои слова заставило меня погрузиться в блаженное молчание. В ужасное молчание, которое заключило меня в свою утробу. Весь город был этой темной утробой. Мне осточертели городские виды. Иногда я сбегал из пригорода, шел к реке, ложился на песок и позволял себе быть погребенным журчанием воды. Во время такого отдыха моя мозговая активность активизировалась. Покой разжигал очаг моих нейронов. Как горячие пирожки, из этого огня возникали все новые и новые идеи. Безобидные чудачества. Похитить Арминду. Жениться на Хулии по обычаям индейцев чиригуано. Надеть смокинг и покончить с собой, выпив бутылек розового масла. Вступить в Союз бедных крестьян и баллотироваться в депутаты. Грезы все больше помрачали мой рассудок. Фантазия раздувала огонь в моих венах. Но огонь этот был блуждающим, планы эфемерными, и я без остановки тасовал их.

Из всех моих выдумок одна оказалась весьма живучей – подзаработать на перевозке кокаина. Масса людей занималась таким туризмом. Благородные дамы. Блудные дети. Ложные беременные. Отчаянные влюбленные. Бандиты выходного дня. Неизлечимо больные, желающие в последние часы жизни сколотить наследство для детей. Чтобы позволить мне сделаться одним из них, совесть потребовала озвучить причины, оправдывающие нарушение закона. Я искал их и не находил. Как ни парадоксально, единственным предлогом было отсутствие серьезных и уважительных причин не совершать этого шага. Приключение помогло бы мне заполнить пустоту. Вокруг меня исчезал старый мир. Мои родственники стали химерами. Патрокл, Ира, Хулия, Талия, друзья – все казались разлагающимися трупами, отказывающимися покоиться в могилах. Их реальность и порядок вещей, к которому меня приучали малыми дозами, начиная с уроков Закона Божия и заканчивая кодексами, изученными мною в университете, погружались в средневековую тьму. Вокруг только мертвецы и мгла. И когда, вместо призраков, они представали передо мной живыми и здоровыми, я пробовал рассеять этот мираж, убеждал себя, что они жильцы сожранного изнутри термитами дома, от которого остался лишь фасад. Я представлял, как от прикосновения пальцев сооружение рушится. Потом я сомневался в своих оценках. Не слишком ли сурово я поступлю с ними? Не ошибся ли я, осудив их? Недостаток уверенности погасил тлеющие огни сомнений, все еще мерцавшие перед глазами. В таких условиях лететь с четырьмя сумками кокаина, с пустыми руками или с контрабандой фиалок значило совершить одно и то же действие.